Жан Гросс-Толстиков - Авриель

Мужчин свела давнишняя деловая встреча. Тогда еще Роман был главной поддержкой и опорой во всех делах преуспевающего банкира Александра Андреевича. Но из-за не любви к сидячей бумажной работе в свое время Роман отказался от предложенных позиций и посчитал целесообразным остаться в охране. Ему, как верному псу, искренни нравилось преподносить шефу стопроцентный в успехе результат.

При этом Роман знал, что оцениваться будет не только конечный результат его работы и работы его парней, но и, как в спорте, оригинальность решения. При одинаковом наборе гимнастических фигур выигрывает тот, кто закомпaнует их в наиболее изящную композицию. Оригинальность, которую всячески поощрял Александр Андреевич, не была самоцелью, но являлась гарантом сохранения безопасности.

Будучи профессионалом в работе, Роман так увлекался, что не замечал неумолимо несущихся мимо лет, а ведь у него была и семья, и два сына-погодки. Но вечно занятый работой, мужчина даже и не заметил как мальчишки выросли, пошли в школу. Его переодические неуклюжие попытки вникнуть в налаженный годами быт семьи безапелляционно отрицался. Среди близких он стал чужаком. Привыкший обращаться с оружием и спортивно сложенными парнями, в быту Роман все делал не так, как надо – то ли посуду мыл, то ли сыновей воспитывал. Над ним подтрунивали, его одергивали, с ним смирялись, как с неизбежным бытовым злом. Роман все это замечал, совершенно по-детски обижался и «уходил с головой» в работу.

– Так что с ним теперь делать? – внезапно нарушил затянувшееся молчание Роман.

– С кем? – переспросил задумавшийся Иннокентий.

– Ну, с лохом этим…

– А-а, – протянул гость. – Ну, согласись, если человек – дурак, то это надолго. ( Роман криво ухмыльнулся и утвердительно кивнул мощной головой. ) – Ну, а раз он обманывает, – рассудительно продолжил Иннокентий. – То мне он больше не нужен… Решай его сам!

Атлет пристально уперся злорадным взглядом в глаза Иннокентия. «Решение» выходило одно: жестокое, бессердечное, с непременно фатальным исходом.

– Что думаешь? – поинтересовался мужчина. – Может его в какую-нибудь машинку посадить и..бум, а? Несчастный случай… Или на рынке, на его же складах? Чтобы другим неповадно было…

– Шутишь, Кеша, – недоверчиво хмыкнул атлет. – Мои парни не будут устраивать взрывов… Такими глупостями разве что какая-нибудь беспредельная пацанва развлекается… Типа этих… Помнишь? В августе…

– Тихомиров и Костарев, кажется? – вспомнил Иннокентий вычитанный им в желтой прессе скандал.

– Не важно, не помню, – отмахнулся мускулистой рукой Роман. – Мои парни все пучком сделают! Чисто… Да, пожалуй, несчастный случай… Инсульт…

– Инсульт? – хитрые глаза гостя вспыхнули веселым огоньком. – Инсульт – это хорошо бы. Надеюсь, вы его не сильно помяли? А то разбитая рожа с инсультом ну никак не сочетаются…

– Обижаешь, Кеша, – пожал могучими плечами атлет. – Мои парни бить умеют. Годы тренировок! Ни одного синячка не найдешь.

– Ладно, верю, – утвердительно кивнул головой Иннокентий, мельком взглянув на золотой циферблат «Патек Филипп». – Опачки, Вениаминович, мне пора…

Он резко поднялся на ноги и протянул Роману руку. Последний ответил крепким рукопожатием, слегка приподнявшись с кресла. Измерив расстояние до двери несколькими широкими шагами, Иннокентий остановился и, прежде чем открыть дверь, обернулся и подытожил:

– А бабки и товар …ну, как обычно. Ты в курсе.

Атлет молча кивнул и взял в руки недочитанную книгу, показывая тем самым, что «деловая» встреча окончена.

Распрощавшись коротким « пока-пока, бандиты » с сидящими в соседней комнатке охранниками, Иннокентий поднялся по лестнице в холл Академии и вышел на улицу. Мимо него с веселым щебетом промчалась стайка гимнасток. Проводив слюнявым взглядом стройные спортивные фигурки и крепкие орешки узкобедерных попок, мужчина направился по тому же маршруту, каким и пришел к зданию Академии Физкультуры и Спорта…

…Откинувшись на подушку и смахнув морщинистой сухой рукой крупные капли пота со лба, Великий Инквизитор самодовольно закатил глаза и слегка прикрыл в миг отяжелевшие, уставшие веки. Учащенное дыхание постепенно восстанавливалось.

Приор Томас де Торквемада монотонно причмокивал тонкими губами, неслышно бормоча о чем-то своем. Под натянутой, подобно барабану, желтоватой кожей полного лица неконтролируемо ходили желваки. По глубоким морщинам, окаймляющим маленькие злобные глазки, крались слезы угасающего наслаждения.