Эдвард Радзинский - Монолог о браке

ОН.В скучной реальности… я попросту отправил­ся к своему бывшему преподавателю профессору Григулису.

НЕПТУН (просыпаясь). А мюзикл опять скоро бу­дет?

ОН.Тсс, Нептуша! (Ей.) Мы увлеченно говорили с ним, как всегда, про умные вещи: про греческих по­этов Антипатра Сидонского и еще Антипатра Фессалонинского, про тайного советника Гете и его друга Эккермана… Гете мысль скажет, а Эккерман ее раз – и запишет… про медика Ганса Селье и биолога Дельгадо, склонного к излишней сенсационности, и про композиторов – Вивальди, Иоганна Себастьяна Баха, Николая Римского-Корсакова, его друга Модеста Му­соргского, а также про сонату си-бемоль мажор, опус 22324… Да, мне казалось, что я в жабо и держу цилиндр на отлете… Такие у нас всегда были с ним интелли­гентные беседы…

НЕПТУН.А у меня – то же… Как встречусь с Цыбулькиным – знаешь, который бармен-то, – все­гда что-нибудь ценное от него услышишь… Цыбулькин все ценные мысли на бумажку записы­вал – и в коробку из-под зефира их складывал, хранил. Иногда такую мысль из «зефира» скажет – закачаешься. Идем мы втроем: я, шофер 1-го класса Ромашко и Цыбулькин, а Цыбулькин вдруг останав­ливается и спрашивает: «Скажи, а правда, Черчилль пил?» Ну что, кажется, ему до Черчилля – ан нет, интересуется. А какие истории про любовь у него в «зефире» лежат! Например: в давние времена жи­ла-была девушка небывалой красоты, и полюбила она простого парня по имени Петр. Но злой хан воспрепятствовал. Тогда девушка взошла на высо­кую гору и с криком; «Ай, Петря!», что по-древнетатарски значит «Где ж ты, Петя, приходи быстрее», бросилась со скалы. С тех пор эта гора называется «Ай-Петри».

ОН.Подремли, Нептуша. (Ей.) Итак, мы разго­варивали с профессором Григулисом, пили чай. Я смотрел на его жену, пребывавшую в восторге по­сле греческих стихов то ли Антипатра Фессалонинского, то ли Антипатра Сидонского… и думал, как замечательно: сидят два любящих интелли­гентных человека… и при этом совсем не похожи на боксеров, готовых лупить друг дружку без пере­дышки, сто раундов подряд… И тут я естественно подумал…

ОНА (насмешливо). Обо мне! Ты ведь меня любил!

ОН.Да! И поэтому – дикая, бредовая, комическая мысль вдруг пришла ко мне! А если вдруг какой-ни­будь пьяный по ошибке забредет в наш дом, перепута­ет дверь и постучит, а она доверчиво откроет, потому что подумает, что это я… И я в ужасе вскочил посреди беседы о тайном советнике Гете и его лучшем друге Николае Римском-Корсакове…

ОН (ей). Ау!.. Я вернулся посреди ночи.

ОНА поворачивается и обнимает ЕГО.

ОН.Почему ты не спишь?

ОНА.Я ждала одного человека…

ОН.Может быть, того самого человека, которого ты оскорбила?

ОНА.Да, я ждала того самого человека… Не ешь стоя…

ОН.А сначала что ты делала?

ОНА.Сначала я плакала.

ОН.А потом?

ОНА.Потом я жалела себя. Я очень долго жалела себя. А уж потом начала ждать тебя и бояться.

Стук часов. Время.

Удары грома.

ОНА.Боже, какая гроза! (Шепотом.) Как хорошо, что ты успел…

ОН.Ты плачешь?

ОНА.Я представила сейчас, как ты попал в этот ливень… И мне стало жутко.

ОН.Ты – моя женщина. Я сейчас ясно понял: во всем мире у меня есть одна моя женщина.

ОНА.Я мучаю тебя… Я знаю… Я совсем измучила тебя… Я не виновата… Я не знаю, почему так… Ну и ты тоже дурак…

ОН.Я дурак… Я, конечно, дурак. Я люблю тебя.

ОНА.Я тоже люблю тебя. Почему ты перестал го­ворить мне, как ты меня любишь?

ОН.Ну ты ведь знаешь это…

ОНА.А ты говори… все равно говори. Удивительно, как все трогательно у тебя получается, какой прелест­ный рассказ. Немного, правда, сентиментальный, но в главном… ты прекрасен. «Ты меня любил, а я все портила…»

ОНА усмехнулась и вздохнула.

ОН.Этот вздох, кажется, всегда означал: «Если бы ты хоть что-нибудь и когда-нибудь понимал!»

ОНА.Да, милый, кто же виноват… что ты иногда – дурак!

ОН.Обычно в этом случае ты… добавляла «глупый и бесчувственный дурак»…

ОНА.А я права. Ты действительно ничего не понял. До такой степени! Как ты отвратительно рассказал… про ту ночь. Неужели ты мог подумать, что я могла опоздать к тебе тогда… когда ты звонил с вокзала. Я пришла за полчаса… и ты кстати тоже… И когда я тебя увидела у метро, мне стало страш­но… мне вдруг показалось, что я тебя вовсе не люб­лю! Представляешь, ты стоял замерзший, ждал ме­ня, а я глядела на тебя, и мне казалось, что так, как я хотела бы, я тебя не люблю. И мне стало страшно. И я ушла… А потом я ходила по улицам и мучилась, что я тебя обманула… Ты ведь был совсем не вино­ват в том, что на меня это накатило. И я от раская­ния, от жалости к тебе… от этой почти материн­ской жалости – все и случилось в ту ночь. А потом я тебя полюбила… Как я тебя потом полюбила! И наступило то, что ты называешь «раем»… И вот в том раю был один вечер… Ты позволишь его мне вспомнить?