Эдвард Радзинский - Монолог о браке

ОНА.Мама…

ЕЕ МАТЬ.Может, и Лена тогда в науке продви­нется.

ОН.Во-первых, я помогаю Лене: я покупаю продукты, хожу в прачечную…

ОНА.Прекратим этот разговор… Мама, идемте обедать!

ОН.Я с ужасом смотрел, как ее мать поглощает обед. Не потому, что мне было жалко. А потому, что знал – завтра ей придется опять готовить и она будет опять сердиться!

ОН.В конце концов, можно обедать в столовой.

ЕЕ МАТЬ.В столовой можно только отравиться и попасть в больницу.

ОН.Не знаю, я, например, раньше всегда…

ЕЕ МАТЬ.То, что делаете вы, пусть беспокоит ваших родителей.

ОНА.Мама…

ЕЕ МАТЬ.Настоящий мужчина теперь…

ОНА.Мама!..

ОН.Почему-то я всегда мечтал узнать, что это та­кое – настоящий мужчина.

ЕЕ МАТЬ.С удовольствием выполню просьбу Ва­дима. Настоящий мужчина должен быть, во-первых, сильным и великодушным.

ОН (в зал). То есть молчать, когда тебя кроют по­следними словами.

ЕЕ МАТЬ.Потом – заботливым.

ОН (в зал). Это – все время находиться в посто­янной боевой готовности сигануть в «Гастроном» или в «Ремонт обуви»…

ЕЕ МАТЬ.И вообще поступать так, чтобы женщи­не было с ним хорошо.

ОН.Это несколько всеобъемлюще. Поэтому я хо­тел бы снова уточнить…

ЕЕ МАТЬ.Не надо уточнять. Надо уметь это де­лать. (Удаляется за свой столик.)

ОНА.Как ты разговаривал с моей матерью!

ОН.У твоей матери несколько повышенные тре­бования…

ОНА, Оставь в покое мою мать. Она не живет вто­рой год в девятиметровом крольчатнике.

ОН.Раньше…

ОНА.Включи радио!

ОН.Я работаю… (Продолжая.) И ты отлично…

ОНА.Прости, ты занимаешься великим творчест­вом, а я должна в это время… мыть…

ОН.И кстати, ты отлично знаешь, что в конце года мы получим квартиру!

ЕЕ МАТЬ.Но до этого надо дожить!

ОНА.А я не знаю, что со мной будет после столь­ких лет жизни с тобой.

ОН (в зал). Свершилось! У нее появился этот голос.

ОНА.Мы живем ужасно… Ужасно!

ОН.И лицо у нее совсем изменилось. Я не зная, что у нее может быть такое лицо.

ОНА.И не смей оскорблять мою мать!

ОН.Почему-то во время ссор у нее всегда вспыхи­вала острая любовь к своей матери. (Ей.) Кстати, о ма­тери. Если мне не изменяет память…

ОНА.Оставь в покое свою глупую память!

ОН.Отчего же она такая глупая? Например, если бы она была глупая… и 350 рублей.

ОНА.Ах, ты опять – о своих великих достижениях… Милый, Эйнштейну бы в голову не пришло хвастаться, что его напечатали в каком-то ничтожном журнале!

ЕЕ МАТЬ (подсказывая). Посредственность!

ОНА (как эхо). Ты – посредственность. Ничтож­ная посредственность!

ОН.Замолчи сейчас же!

ОНА (рыдая). Уходи! Уходи!.. (Она постепенно успокаивается, но, еще всхлипывая, подходит и молча обнимает его.)

ОН.Что же это?

ОНА.Молчи… Поцелуй меня… Еще… (Нежно.) Ты почему на меня кричал?

ОН.Это ты кричала на меня.

ОНА.Мне можно, я женщина. Поцелуй меня… еще… Ты никогда не будешь на меня кричать так гад­ко? Ну еще…Ты меня любишь?

Стук часов. Время.

ОН.И поссорились снова.

ОНА.И помирились.

ОН и ОНА.И поссорились снова. И помирились.

НЕПТУН (стонет). И у меня – то же! Только был нюанс… Нравоучительный такой нюанс в нашей первой ссоре… (Весь его рассказ идет на фоне голо­сов ЕГО и ЕЕ. « Поссорились снова… и помирились… » ) Как-то теща моя, которая фаршем-то… и теперь на больничном… устроила майские… И туда пришел кто-то с чьей-то работы и все спрашивал, зачем его при­гласили. А все уже к тому времени забыли, зачем… Мы ему говорим – ты подожди, посиди спокойно, мы вспомним… А он за Улитой начни ухаживать… А я как раз в гастроном побежал – дверь отталкивать… так как закрывался он, а у нас – кончилось… И тогда я вернулся, то заревновал… по причине опьянения… И Улиту свою впервые тронул… И тогда ушел я на кух­ню от расстройства… И, помню, пришла ко мне ка­кая-то… и стала меня утешать… Ну я ее попросил веж­ливо, чтобы на колени ко мне не садилась… Поругал­ся я и с нею… И когда я уже, Димьян, со всеми разру­гался, вынесли меня на лестницу и положили… А там уже стояла моя бедная жена и рыдала! Вот до чего ал­коголь проклятый в семейной жизни доводит! Улита, жена моя! (Вытирает глаза салфеткой.)