Александр Житинский - Agnus Dei

Иваницкий галантно накрывает ее ноги пледом, а сам усаживается за пишущую машинку.

Иваницкий.

Итак, Вера всегда преуспевала в точных науках и в спорте, а вы – в гуманитарных... И комсоргом ее избирали четыре раза...

Ника.

Три.

Иваницкий.

Расскажите какой-нибудь эпизод из жизни сестры. Можно из детства...

Ника.

Был смешной случай.

Веру послали как передовую пионерку приветствовать семнадцатый съезд партии...

Иваницкий.

(стучит на машинке).

Тридцать четвертый год...

Ника.

Она должна была читать стихи в группе пионеров на сцене Большого театра...

А со стихами у Веры всегда были нелады. И вот на сцене, обращаясь к товарищу Сталину, она перепутала строчки. Вместо «Товарищ Сталин, вождь любимый!

Спасибо вам от всех ребят! В стране родной непобедимой растет наш сталинский отряд!» – она прочитала: «Товарищ Киров, вождь любимый!..»

Потому что перед этим приветствовала Кирова... Жуткие стихи! Немудрено сбиться.

Иваницкий.

Зато политически верные. А Мандельштама вы читали?

Ника.

Читала.

Иваницкий.

(с выражением).

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса... Я список кораблей прочел до середины...»

Напрасно. Враг народа. Не говорите никому. И стишки с излишним еврейским гонором.

Ника.

Не надо так, пожалуйста. Не люблю.

Иваницкий.

А что такого? Это не антисемитизм, это констатация факта.

Еврейский гонор так же, как и русское свинство, являются недостатками обеих великих наций.

Снова затрещала машинка.

Когда Иваницкий взглянул на Нику, та спала в кресле.

Иваницкий.

(снимает трубку, тихо).

Соедините 33-07. Да!.. Николай, это я. Срочно дуй домой! Мне надо на радио. Без тебя не могу уйти. Потом поймешь, давай!

Улица у дома Иваницкого. Вечер.

К дому подъезжает «эмка». Соболев выходит из машины.

Квартира Иваницкого. Вечер.

В прихожей раздается шум открываемой двери.

В кабинет входит Соболев. Видит спящую Нику.

Соболев.

Это что за явление?

Иваницкий.

Ника Румянцева.

Соболев.

Кто?!

Иваницкий.

Ника Румянцева, родная сестра Веры Румянцевой. Ее близнец, так сказать.

Соболев.

Не может быть... Одно лицо. Георгий, ты меня разыгрываешь!

Иваницкий.

А ты думаешь, я похитил Веру из твоей разведшколы?

Я вот только не пойму: как органы это допустили?

Соболев.

А что такого?

Иваницкий.

Ой, не говори... Но дело не в этом.

Ника интересна не только тем, что она сестра нашей разведчицы, а и тем, что она поэтесса... Ты ведь тоже в юности писал стихи!

Соболев.

Ну, когда это было!

Иваницкий.

Когда бы ни было. Есть повод для разговора... И вообще. Снять напряжение...

Соболев.

Что ты имеешь в виду?

Иваницкий.

(поспешно надевает пальто).

Я? Упаси Бог! Ой, ой!

(Уже одевшись, он подходит к зеркалу, похлопывает себя по щекам).

Стыдно по улицам ходить, Николя. Такая ряха! А ведь ем не больше других.

Такая конституция, как говорила мамочка.

А конституция должна быть одна. Сталинская...

Ника.

(открывает глаза. Увидев полковника, спускает ноги с кресла).

Извините...

Иваницкий.

Не стоит извинений. Николай Евгеньевич Соболев, о котором я говорил.

(Смотрит на часы) .Без пятнадцати шесть. У меня через четверть часа эфир на радио!

Вот, Николай, что значит хорошенькая девушка!

Заболтался, не заметил, как улетело время. Надо бежать.

Ника.

Я тоже пойду.

Иваницкий.

Я думаю, вам есть о чем поговорить с Николаем Евгеньевичем.

Соболев.

(неловко).

Я с удовольствием...

Он провожает Иваницкого в прихожую.

Соболев.

(тихо, яростным шепотом).

Зачем ты ее привел? Зачем ты ее оставляешь? Хочешь все время напоминать мне о той гадости, в которую я вляпался? Что мне с ней делать?

Иваницкий.

Много красивых слов, Николя... Это мой подарок. А что делать с ней, я думаю, она лучше тебя знает. Совершенно развартные глаза. Поверь моему опыту.

Соболев.

Ты все о своем!

Иваницкий.

Я о главном. Дерзай! Я полетел.

Соболев возвращается в кабинет. Несколько озадаченно смотрит на Нику.