Александр Островский - Правда – хорошо, а счастье лучше

Зыбкина.А что ж дальше-то?

Грознов.Ничего. Чему быть-то?… Я всего пять дней и в Москве-то… умирать на родину приехал… а то все в Питере жил… Так чего мне?… Деньги есть… покой мне нужен, вот и все… А чтоб меня обидеть, так это нет, шалишь… Где он тут? Давайте его сюда! (Топает ногами, потом дремлет.) «За малинкой б в лес пошла».

Зыбкина.Ложились бы вы, храбрый воин, почивать.

Грознов (стряхивая дремоту) . Зорю били?

Зыбкина.Били.

Грознов.Ну, теперь одно дело – спать.

Зыбкина.Вот сюда, на диванчик, пожалуйте!

Грознов (садясь на диван, отваливается назад и поднимает руки) . Царю мой и боже мой!

Мавра Тарасовна.

Барабошев.

Поликсена.

Мухояров.

Платон.

Филицата.

Глеб.

Декорация первого действия. Лунная ночь.

Глеб (один).

Глеб.Какая все, год от году, перемена в Москве, совсем другая жизнь пошла. Бывало, в купеческом доме в девять часов хозяева-то уж второй сон видят, так для людей-то какой простор! А теперь вот десять часов скоро, а еще у нас не ужинали, еще проклажаются, по саду гуляют. А что хорошего! Только прислуге стеснение! Вот мешки-то с яблоками с которых пор валяются, никак их со двора не сволочешь, не улучишь минуты за ворота вынести; то сам тут путается, то сама толчется. Тоже ведь и нам покой нужен; вот снес бы яблоки и спал, а то жди, когда они угомонятся.

Входят Мавра Тарасовна и Филицата.

Глеб, Мавра Тарасовна, Филицата.

Глеб.Я вот, Мавра Тарасовна, рассуждаю стою, что пора бы нам яблоки-то обирать. Что они мотаются! Только одно сумление с ними да грех; стереги их, броди по ночам, чем бы спать, как это предоставлено человеку.

Мавра Тарасовна.Я свое время знаю, когда обирать их.

Глеб.То-то, мол. Отобрать бы: которые в мочку, которые в лежку, опять ежели варенье…

Мавра Тарасовна.Уж это, миленький, не твое дело.

Глеб.Да мне что! Я со всем расположением… уж я теперь неусыпно… Нет, я за ум взялся: стеречь надо, вот что!

Мавра Тарасовна.Стереги, миленький, стереги.

Глеб.А вора я вам предоставлю… что я виноват, уж это, нет, едва ли! (Уходит.)

Мавра Тарасовна, Филицата.

Мавра Тарасовна.Амос Панфилыч давно уехал?

Филицата.Да он, матушка, дома.

Мавра Тарасовна.Что так замешкался?

Филицата.Да, видно, не поедет; и лошадей не закладывают, да и кучер со двора отпросился.

Мавра Тарасовна.По будням все ночи напролет гуляет, а в праздник дома; чему приписать, не знаю.

Филицата.Что человека из дому-то гонит? отвага. А ежели отваги нет, ну и сидит дома. Вот какое дело; а то чему ж другому быть-то!

Мавра Тарасовна.Куда ж эта его отвага девалась?

Филицата.Первая отвага в человеке – коли денег много; а деньги под исход – так человек скромнее бывает и чувствительнее, и об доме вспомнит, и об семействе.

Мавра Тарасовна.Так от безденежья, ты думаешь?

Филицата.Одно дело, что прохарчился, матушка.

Мавра Тарасовна.Ты с приказчиками-то, миленькая, дружбу водишь, так что говорят-то? Ты мне как на духу!

Филицата.Да что ж! Тонки дела, тонки.

Мавра Тарасовна.Торговля плоха, стало быть?

Филицата.Да что торговля! Какая она ни будь, а если нынче из выручки тысячу, завтра две, да так постепенно выгребать, много ли барыша останется? А тут самим платить приходится; а денег нет, вот отчего и тоска, и уж такого легкого духу нет, чтоб тебя погулять манило.

Мавра Тарасовна.А много ль Амос Панфилыч на себя забрал из выручки-то?

Филицата.Говорят, тысяч двадцать пять в короткое время.

Мавра Тарасовна.Ну, что ж, миленькая, пущай, мы люди богатые, только один сын у меня; в кого ж и жить-то?

Филицата.Да что уж! Только б быть здоровыми.

Мавра Тарасовна.Еще чего не знаешь ли? Так уж говори кстати, благо начали.

Филицата.Платона даром обидели, вот что! Он хозяйскую пользу соблюдал и такие книги писал, что в них все одно что в зеркале, сейчас видно, кто и как сплутовал. За то и возненавидели.

Мавра Тарасовна.Конечно, такие люди дороги; а коли грубит, так ведь одного дня терпеть нельзя.