Александр Островский - Старый друг лучше новых двух

Татьяна Никоновна.Да, вот, сударыня, я было и забыла! Позвольте-ка вас спросить: какого вы это чиновника приучили мимо окон шляться?

Оленька.Никого я не приучала, а и запретить, чтобы по нашей улице не ходили, тоже никому нельзя. Никто нашего запрету не послушает.

Татьяна Никоновна.Что ты мне толкуешь! И без тебя я знаю, что запретить никому нельзя. Жильцы-то вон что говорят: что как он пройдет, ты накинешь что-нибудь на плечи да и потреплешься за ним.

Оленька.Кому это нужно за мной наблюдать, я удивляюсь!

Татьяна Никоновна.А ты думала перехитрить всех? Нет, уж нынче никого не обманешь. Скажи ты мне, сударыня, с чего это ты выдумала шашни-то заводить?

Оленька.Какие шашни?

Татьяна Никоновна.Да такие же. Ты у меня смотри, я ведь гляжу-гляжу да примусь по-своему.

Оленька.Что же вы со мной сделаете?

Татьяна Никоновна.Убью до смерти.

Оленька.Уж будто и убьете?

Татьяна Никоновна.Убью, своими руками убью. Лучше ты не живи на свете, чем страмить меня на старости лет.

Оленька.Не убьете, пожалеете.

Татьяна Никоновна.Нет, уж пощады не жди. Да я и не знаю, что с тобой сделаю, так, кажется, пополам и разорву.

Оленька.Вот страсти какие!

Татьяна Никоновна.Ты меня не серди, я с тобой не шутя говорю.

Оленька.А я думала, что вы шутите.

Татьяна Никоновна.Нисколько таки не шучу, и не думала шутить.

Оленька.Так неужели же в самом деле вы верите нашим жильцам?

Татьяна Никоновна.Как не верить-то, когда все говорят?

Оленька.Вот прекрасно! Как же вы обо мне понимаете, после этого? Что же я такое, по-вашему? Всякий меня может поманить с улицы, а я так и пойду?

Татьяна Никоновна.Нешто я тебе такими словами говорила?

Оленька.Нет, позвольте! Коли вы считаете, что я такого неосновательного поведения, зачем же вы живете со мной вместе? Для чего вам себя страмить? Я себе везде место найду, меня во всякий магазин с радостью возьмут.

Татьяна Никоновна.Что ты еще выдумываешь-то! Пущу я тебя в магазин, как же!

Оленька.Однако вы мне столько обидного наговорили, что ни одна девушка не может перенесть этого.

Татьяна Никоновна.Ты, видно, не любишь, когда тебе дело-то говорят.

Оленька.Какое дело? Нешто вы сами видели? Когда сами увидите, тогда и говорите; а до тех пор нечего вам толковать да казни разные придумывать.

Татьяна Никоновна.То-то уж я и вижу, что ты губы надула. Ну, извините-с ( приседает ), что об такой особе да смели подумать. Извините-с! Пардон, мадмуазель!

Оленька.Нечего извиняться-то! Вы всегда сначала обидите, а потом и извиняетесь.

Татьяна Никоновна.Больно уж ты что-то обидчива стала! Ну, да хороню, изволь, больше не буду об этом говорить. Теперь довольны вы?

Оленька.Даже очень довольна-с.

Татьяна Никоновна.Только все-таки помни ты, что ежели я замечу…

Оленька.Так убьете. Я уж слышала.

Татьяна Никоновна.Да, и убью.

Оленька.Ну, хорошо, так и будем ожидать. ( Взглянув в окно .) Ну, радуйтесь! Теперь вам новостей на неделю будет.

Татьяна Никоновна.А что?

Оленька.Пульхерия Андревна идет.

Татьяна Никоновна.Это наш телеграф; нам газет не нужно получать. А ведь и достается ей, бедной, за сплетни; ну, да благо невзыскательна; поругают, прогонят: она опять придет как ни в чем не бывала! Уж я сколько раз гоняла, а вот все идет.

Пульхерия Андревна входит.

Те же и Пульхерия Андревна.

Пульхерия Андревна.Здравствуйте, здравствуйте! Сейчас нашу трактирщицу встретила, идет такая разряженная, платье новое. Я таки довольно долго ей вслед посмотрела. К чему, думаю, к чему!… Муж-то вон уж задолжал много, говорят. Ну, как поживаете? Иду мимо, думаю: как не зайти? ну и зашла.

Татьяна Никоновна.Садитесь! Что новенького?

Пульхерия Андревна.Какие у нас новости, в нашей глуши! С тоски пропадешь; словечка перемолвить не с кем.

Татьяна Никоновна.Уж вам еще новостей не знать, так кому же! Знакомство у вас большое.

Пульхерия Андревна.Да помилуйте, какое знакомство? Народ все грубый, обращения никакого не знает; не то чтобы что-нибудь любопытное сказать, а норовят всё, как бы тебя обидеть, особенно купечество. Я даже со многими перессорилась теперь за их обращение. Вот хотя бы сейчас; зашла я к соседям, они приданое шьют, старшую дочь выдают. Отдают-то за лавочника, а приданое сделали графское, ну смех, да и только. Вот, говорю: «Не родись умен, не родись пригож, а родись счастлив; с нечесаной-то бородой да какое приданое возьмет». Так кабы вы посмотрели, как они все накинулись на меня, а особенно старуха, – она у них пренасмешница и преругательнииа, да еще какую-то злобу к нашему благородному сословию имеет. Уж чего-чего она не прибрала! Да все в насмешку, словами непристойными, да все с рифмой. Я просто со стыда сгорела, насилу выкатилась. Знаете сами, я не люблю, когда со мной дурно обращаются; я хочу себя поддержать, как прилично благородной даме. А если мне позволить всякому наступить мне на ногу, я должна буду тогда свое звание уронить.