ЭДМОНД:
— я за гранью
теперь — и все, что вижу —
ГОНВИЛ:
ЭДМОНД:
ГОНВИЛ:
Я долго
тебя морочил — вот и надоело…
Да, впрочем, ты с ума сошел бы, если
я продолжал бы так шутить… Не яду
ты выпил — это был раствор безвредный:
он, правда, вызывает слабость, смутность,
колеблет он чувствительные нити,
из мозга исходящие к глазам,—
но он безвреден… Вижу, ты смеешься?
Ну что ж, я рад, что опыт мой тебе
понравился…
ЭДМОНД:
Ах, милый Гонвил, как же
мне не смеяться? Посуди! Ведь это
я сам сейчас придумываю, сам!
Играет мысль моя и ткет свободно
цветной узор из жизненных явлений,
из случаев нежданных, но возможных,
возможных, Гонвил!
ГОНВИЛ:
Это бред… Очнись!
Не думал я… Как женщина, поддался…
Поверь, ты так же жив, как я, и вдвое
живуче…
ЭДМОНД:
Так! не может быть иначе!
В смерть пролетя, моя живая мысль
себе найти старается опору —
земное объясненье… Дальше, дальше,
я слушаю…
ГОНВИЛ:
Очнись! Мне нужно было,
чтоб спотыкнулся ты; весь ум, всю волю
я приложил… Сперва не удавалось —
уж мыслил я: «В Милане мой учитель
выкалывал глаза летучей мыши,
затем пускал, и все же при полете
она не задевала тонких нитей,
протянутых чрез комнату: быть может,
и он мои минует нити». Нет!
Попался ты, запутался!..
ЭДМОНД:
Я знаю,
я знаю все, что скажешь! Оправдать,
унизить чудо — мысль моя решила.
Но подожди… в чем цель была обмана?
А, понял! Испытующая ревность
таилась под личиной ледяной…
Нет, погляди, как выдумка искусна!
Напиток тот был ядом в самом деле,
и я в гробу, и все кругом — виденье,
но мысль моя лепечет, убеждает:
нет, нет — раствор безвредный! Он был нужен,
чтоб тайну ты свою открыл. Ты жив.
И яд — обман, и смерть — обман, и даже —
ГОНВИЛ:
А если я скажу тебе, что Стелла
не умерла?
ЭДМОНД:
Да! Вот она — ступень
начальная… Ударом лжи холодной
ты вырвать мнил всю правду у любви.
Подослан был, тот, рыжий, твой приятель,
ты мне внушил сперва чужую смерть,
потом — мою, чтоб я проговорился.
Так, кончено: подробно восстановлен
из сложных вероятностей, из хитрых
догадок, из обратных допущений
знакомый мир… Довольно, не трудись,—
ведь все равно ты доказать не можешь,
что я не мертв и что мой собеседник
не призрак. Знай: пока в пустом пространстве
еще стремится всадник — вызываю
возможные виденья. На могилу
слетает цвет с тенистого каштана.
Под муравой лежу я, ребра вздув,
но мысль моя, мой яркий сон загробный
еще живет и дышит и творит.
Постой — куда же ты?
ГОНВИЛ:
( Открывает дверь на лестницу и зовет. )
ЭДМОНД:
Нет… не надо… слушай…
мне почему-то… страшно… Не зови!
Не смей! Я не хочу!..
ГОНВИЛ:
Пусти — рукав
порвешь… Вот сумасшедший, право…
( Зовет. )
Стелла!
А слышишь: вниз по лестнице легко
шуршит, спешит…
ЭДМОНД:
Дверь, дверь закрой! Прошу я
Ах, не впускай. Дай мне подумать… Страшно..
Повремени, не прерывай полета —
ведь это есть конец… паденье…
ГОНВИЛ:
Занавес
6-17 марта 1923
Смерть Драма в двух действиях
Впервые: Руль. 1923. 20 мая; 24 мая.
Пьеса написана в марте 1923 г. в Берлине. На выбор темы и сюжета пьесы повлияли два события в жизни Набокова: трагическая смерть отца, В. Д. Набокова, убитого 28 марта 1922 г., и расторжение помолвки со Светланой Зиверт в январе 1923 г. Тема «инерции» жизни после смерти была развита затем Набоковым в рассказе «Катастрофа» (1924) и повести «Соглядатай» (1930).
А. Бабиков
Стелла — / мерцающее имя… — Значение имени Стелла (от лат. Stella — звезда) многократно обыгрывается в стихах Дж. Свифта, обращенных к Эстер Джонсон, которую он называл Стеллой, ср.: «Когда же за деканом вслед / Покинет Стелла белый свет…» («День рождения Бекки»), «…И Стелла в восемьдесят лет / Тебя затмит, чаруя свет» («День рождения Стеллы») (пер. В. Микушевича). В «Лолите» упоминается «очаровательная Стелла, которая дает себя трогать чужим мужчинам» (Н97. [1]С. 69), ее имя в конце романа, как заметил К. Проффер, сквозит в эпитете «астральный» (см.: К.Проффер. Ключи к «Лолите». СПб.: Симпозиум, 2000. С. 23–24). «Мерцающее» имя носит Зина Мерц, возлюбленная героя в романе «Дар» (1938), ср.: «…Ты полу-Мнемозина, полу-мерцанье в имени твоем» (Н4. [2]С. 337–338). Набоков обыгрывал также имя своей невесты Светланы Зиверт (повлиявшей на образ Стеллы) в обращенных к ней стихах 1921–1922 гг. (напр., «Ее душа, как свет необычайный…» из сб. «Гроздь», 1923).
Читать дальше