Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том первый

— Обманывает этот щенок! — Дербисали, обернувшись к стоящему рядом с ним черномазому человеку с рваным ртом, приказал: — Убери его!

Криворотый, вытаращив глаза, наставил на Мурата ружье. В эту минуту Картбай, пришпорив коня, вымахнул вперед, заслонил Мурата и закричал:

— А ну, стреляй в меня, криворотый, чтоб ты сдох...

У черномазого ружье выпало из рук. Бандиты опешили.

— Только попробуйте тронуть представителей Советской власти, она завтра же сметет вас со всеми вашими потомками и наследниками! Не лайтесь, дурни, возвращайтесь в аул! Эх вы, тупоголовые! Не послушаетесь — погибнете! В эту критическую минуту «агитация» Каратая подействовала куда лучше и сильней, чем речи Мурата. Один за другим всадники трогали коней и переходили поодиночке на сторону муратовского отряда. Дербисали в сердцах огрел своего коня. В воздухе, изгибаясь змеей, просвистел бугалык Картбая и опустился на шею Дербисали.

Коренные перемены в аульной жизни пришлись как раз на молодые годы Мурата. Он быстро возмужал и окреп. Весь жаркий огонь молодости он отдавал тому, что рождалось на обломках старого. В горячке работы, кажется, и не заметил, как быстро менялся, как изменился вчера еще темный, невежественный народ, растекшийся по широкой степи. Тридцатые годы отдалились, оставив в душе Мурата ощущение, что он очень давно живет на свете, очень много перевидел, очень много выстрадал и передумал.

В мучительной схватке с отживающим рождалась новая жизнь. Дело не кончилось тем, что подрезали байские корни. Порой приходилось воевать с самим собой, с кровью отрывать что-то, глубоко засевшее в душе. Но жизнь прожита недаром.

В большой борьбе есть и маленькая доля его усилий. Все лучшее в себе Мурат отдал этой борьбе. И она продолжается. Сейчас он ехал на войну, чтобы победить самого хищного врага.

Ержана угнетало изменившееся к нему отношение Мурата. Самолюбие молодого джигита было уязвлено. Он не переживал бы свою неудачу так сильно, если бы Мурат накричал на него или наложил взыскание. Военная жизнь приучила Ержана строго относиться к себе. Но Мурат просто махнул рукой. К чему, дескать, слова тратить? Когда они вошли в вагон, Мурат сделал вид, будто Ержана и нет здесь — разговаривал только с Добрушиным, с Картбаем и задание дал Зеленину лично, словно не Ержан командир взвода.

И это больше всего оскорбило его: «Стало быть, со мной, как с командиром, уже не считаются. Что ж, я — самый нерадивый, самый плохонький среди командиров? Как мало он меня знает!»

Размышляя об этом, Ержан открыл для себя еще более горькую истину: не только как командира, но и как человека Мурат не ставил его ни в грош. Он как бы сказал ему своим поведением: «Ты даже того не стоишь, чтобы я тебя наказывал». А этот его взгляд — не то что пренебрежительный, а безразличный, равнодушный, — как бы говорил: «Ты не стоишь и того, чтобы я тебя замечал».

Ночью Ержан ворочался на своих нарах.

Теперь ему казалось, что все в вагона смотрят на него равнодушными глазами Мурата. Самое противное из всех человеческих чувств — это сознание своего полного ничтожества, Тем более тяжело было ему это сознавать, что он по-своему любил Мурата. Он любовался его тонким лицом, выправкой, прямотой и требовательностью. И такой человек отвернулся от него.

«Хорошо, пусть Мурат образцовый командир, — размышлял он. — Пусть. А самомнение? Можно ли считать себя всегда и в любых обстоятельствах правым? Самомнение родит высокомерие, высокомерие родит зазнайство. Мурат способен унизить человека только потому, что имеет большой чин.

Еще посмотрим, кто и как проявит себя на войне, — продолжал распалять себя Ержан. — А если я выдвинусь? Вот тогда-то ты меня и заметишь. А ты попробуй заметить героя в человеке, который не успел еще себя как следует проявить».

От подобных рассуждений Ержан почувствовал себя легче: непогрешимость Мурата постепенно развенчивалась, а цена Ержана возрастала. Прошло немного времени, и Ержан в собственных глазах на голову перерос Мурата.

На одной из остановок он наткнулся на Уали.

О хорошем настроении Уали говорили блеск его маленьких глаз и быстрая веселая походка.

— Здравствуй, Ержан. Ну как жизнь молодая?

Уали протянул руку.

— Да неважные у меня дела. Сами слышали, — сказал Ержан, не поднимая головы.

На оживленное лицо Уали набежала тень.

— Да, знаю. Вот негодник этот Шожебаев, замарал он тебе репутацию. А ты носа не вешай. Сыщется, не иголка. И не ты один в ответе. Чему случиться, того не минуешь. Посмотрим, чем дело кончится. Не падай духом. То ли еще впереди!