Юрий Божич: Тень от носа (трагифарс)

Андре. Трудно сказать. Мне как-то еще не доводилось въезжать в город на слонах. Народ, вероятно, ликует, журналисты снуют…

Бертильон. (вздыхая). Нет. Вы не знаете нашего кюре. Кремень. " Матч состоится при любой погоде". Он не звонил?

Катрин. (глянув на часы). С минуты на минуту должен быть.

Бертильон. Просто ума не приложу… Да и гостей жалко — съехались, ждут.

Входят Одетта и Мишель

Ну вот, пожалуйста.

Одетта. Мсье Бертильон, вы здесь?! Ну теперь, кажется, все стало на свои места. И мы с Мишелем, пожалуй, можем откланяться.

Бертильон. Не получится, мадам. Сейчас как раз — репетиция похорон.

Одетта. Но ведь все живы!

Бертильон. Не надо усложнять, мадам.

Входит запыхавшийся Франсуа.

Франсуа. (Бертильону). Вы уже здесь, мсье? Чрезвычайно своевременно. Господа! Усама Бен Ладан женился на дочери Джорджа Буша. В Рангуне наладили выпуск одноразовых клизм. За мною по пятам идет господин кюре.

За сценой мерным метрономом раздаются шаги.

Бертильон (преданно глядя в глаза Катрин). Умоляю, ради меня!

Катрин. Ни за что!

Бертильон. Всего на полчаса. Завтра все переменится. Ну представь, что ты просто утомилась и прилегла отдохнуть.

Катрин. На столе? Со свечой меж пальцев? Не морочь мне голову, Жиль! Это дурная примета.

Слесарь. Да, да, мсье. Как говорят китайцы, вредишь глазу, вредишь и носу. Или другими словами — на горячую лошадь надевай трензеля, потому что ива зацветает, навоз дорожает.

Бертильон (слесарю). Так длинно?

Пауза.

Господи, да я бы сам лег, но кюре — он в том возрасте, когда мужчину от женщины еще отличают. Что же мне, платье, что ли, одевать?!

Одетта. А я, мсье, в приметы не верю. И за скромный гонорар — так и быть, извольте, полежу. Лишь бы это стыдобище поскорей закончилось.

Бертильон. Франсуа!

Франсуа. Да, мсье.

Бертильон. Стол на середину! (Одетте.) Спасительница!..

Катрин. Пустые хлопоты, Жиль, — он знает меня в лицо.

Бертильон. Черт!.. Отставить, Франсуа!

Франсуа и Мишель замирают со столом в руках.

Одетта. (подходит к "ложным лицам", берет великаншу-людоедку Дсонокву). Господа, тут на всех хватит, одна даже лишняя.

Стол оказывается в центре. Одетта в маске ложится,

складывает кисти рук, в которые вставляют зажженную

свечу. Остальные, тоже уже обряженные,

выстраиваются перед "усопшей" в шеренгу почетного

караула.

Входит кюре, весь в черном, усы, борода — эспаньолка,

черная шляпа, эллипсы черных очков. Отряхивает

капли дождя.

Кюре. (чуть с хрипотцой). Мир вашему дому.

В ответ — нестройные приветствия.

На набережной ни души, погода портится… Вы, как ку-клукс - клан, я вижу, — уже готовы. Что ж, пожалуй, приступим. (Подходит, становится в ногах у Одетты.)

Бертильон. А что мы должны делать, святой отец?

Кюре. С вашим-то опытом, мсье… Прощаться. Прощаться и быть искренними, только и всего. Ну, кто начет? (Откашливается.)

Бертильон. (подталкивает локтем Андре, шепотом). Вы у нас самый красноречивый.

Андре. (становясь в изголовье, чуть помявшись). Она напомнила мне одну хрупкую девушку, в которую я был когда-то влюблен. Мы познакомились на школьном спектакле. Мне тогда доверили роль чикагского гангстера — надменного, цедящего слова негодяя, в черной шляпе, черных перчатках и черных очках. Прошу прощения, святой отец… А она играла кассиршу в банке, который я ни с того, ни с сего решил вдруг ограбить. Я подходил к окошку из картона, наклонялся: " Спокойно, — говорил, — крошка! Мы сегодня будет делить бабки, но не с тобой. Ну, будь умницей". А она должна была испуганно, чуть придурковато смотреть на меня сквозь свои кроличьи очки и нести какую-то ахинею: " Да, сэр. Конечно, сэр. Полмиллиона, сэр. Всего полмиллиона. Моя бабушка тоже когда-то мечтала взять банк, но Всевышний, по счастью, призвал ее раньше…" Такие дела… (Озырнувшись.) Аминь!

Андре сменяет Патрисия.

Патрисия. Как сказал Ронсар:

Бессмертен только Бог. К могильному отверстью

Нисходит человек, чтоб искрошиться перстью,

А кто при этом он, мечтатель или тать,-

Могиле все равно, кому приютом стать.

Слесарь. Да, она не отличала оперы от балета. Но я видел цвет ее лица и видел ее шею под траурным крепом. Это, господа, была, несомненно, Флоренция.

Франсуа. Так уж устроено: либо ты носишь свой камень и живешь до ста лет, либо ты не носишь камень — и уходишь в расцвете. Она сделала достойный выбор, она ушла красиво, с челюстями.

Мишель. Она буквально бредила: вернуться на сцену, сыграть в комедии дель - арте… Ну вот, сыграла…