Юрий Сотник - Невиданная птица

Дело было вечером. По тропинке, что вилась над обрывистым берегом реки, шли с удочками трое ребят. Впереди шагал Вася в отцовской шинели, свисавшей до самых пят. За ним — Дима, сын дачников, которые снимали комнату у Васиного отца. Сзади всех, придерживая у подбородка концы накинутого на голову тёплого платка, семенила младшая Васина сестрёнка Нюта.

По небу ползли густые облака, и хотя солнце село недавно, было уже совсем темно. Лишь изредка в разрывах туч появлялся кусочек зеленоватого неба и бледная восходящая луна. Время от времени набегал ветерок, и тогда большое ржаное поле справа от тропинки шелестело колосьями.

Слева, под обрывом, слабо поблёскивала река, а за речкой, на низком берегу, почти у самой воды, топорщился чёрный лес.

— Полпути прошли, — не оборачиваясь, сказал Вася. — Теперь ещё метров триста — и вниз, а там такой омут, что ахнешь!

— Там такой омут… Мне аж с ручками! — подтвердила Нюта.

Дима шёл, зажав удочки подмышкой, сунув руки в карманы серого пальто. Его физиономия выглядела сонной, недовольной.

— Глупо! — сказал он, зевнув.

— Чего? — обернулся Вася.

— Глупо было так рано выходить. Могли бы поспать до полуночи.

— Рановато, конечно, только лучше у костра посидеть, чем зорьку проспать. У нас, знаешь, какая рыба? Если на самой-самой зорьке придёшь, килограмма три наловишь, а чуть солнышко показалось, — и как отрезало, не клюёт.

— «Три килограмма»! — передразнил Дима. — Насчёт трёх килограммов это вы, товарищ, загнули.

— Ну, три не три, а знаешь, сколько в прошлый раз наловил?.. Восемь штук вот таких ершей да ещё две плотвички!

— Так бы и говорил: восемь ершей. А то — три килограмма. Любишь ты фантазировать!

Вася больше не спорил. Он замедлил шаги:

— Нютк!

— А?

— Покажем Димке то место?

— Ага! Дима, сейчас мы тебе такое место покажем!.. Ты прямо упадёшь со страху.

— Какое место?

— Увидишь! Вася, ничего ему не говори.

Вася прошёл ещё немного и вдруг остановился.

— Тут, — сказал он шепотом и поправил пилотку, съехавшую на глаза.

На том берегу у самой воды росли две большие корявые ветлы. За ними виднелась лужайка, отлого спускавшаяся к реке, а в конце лужайки, наполовину закрытые вётлами, неясно белели стены большего дома.

Нюта крепко вцепилась в рукав Диминого пальто:

— Страшно как!.. Вот увидишь!..

— Слушай! — шепнул Вася и, набрав в лёгкие воздуху, крикнул: — Эй!

«Эй!» — послышалось с того берега, да так громко, что Дима вздрогнул.

«Эй!» — донеслось ещё раз, но уже глуше, отдалённей.

«Эй!» — отозвалось где-то совсем далеко.

— Страшно, да? — спросил Вася.

Дима пожал плечами.

— Страшного ничего нет… — начал было он и осёкся.

«…ашного ничего нет», — отчётливо сказал противоположный берег.

«…ничего нет», — прокатилось в конце лужайки.

«…чего нет», — замерло вдали.

Дима помолчал секунду и продолжал на этот раз шепотом:

— Обыкновенное эхо — отражение звука.

— Сам знаю, что отражение, а всё-таки боязно. Будто кто-то в развалинах сидит и дразнится.

— В каких развалинах?

— А вон там. Видишь, белеют? Там санаторий был, а в сорок первом его разбомбило: немец не долетел до Москвы и все фугаски тут побросал.

— Восстанавливают его?

— А что там восстанавливать? Только две стены остались.

— Говорят, новый построили. В другом месте, — добавила Нюта.

Ребята помолчали. Никому больше не хотелось тревожить эхо. Над рекой стояла мёртвая тишина.

— Идем? — прошептал Вася.

— Пошли, — ответил Дима.

Но ребята не успели двинуться с места. Нюта случайно оглянулась на ржаное поле, колосья которого сливались вдали в тёмно-серую муть. Мальчики заметили, что глаза у Васиной сестрёнки страшно расширились. Взглянули и они в ту сторону, куда смотрела Нюта. Взглянули — и на мгновение оцепенели.

Над рожью по направлению к ним, быстро увеличиваясь, неслась какая-то тень. Прошло не больше секунды. Нюта тихонько вскрикнула и присела. Мальчики, словно по команде, припали к земле.

В каких-нибудь трёх метрах от ребят пролетела огромная, невиданная птица. Распластав в воздухе чёрные крылья, она мелькнула над тропинкой, бесшумно скользнула над рекой и скрылась в тёмной листве одной из вётел, что росли на противоположном берегу. Оттуда донёсся лёгкий шорох, потом всё стихло, как будто ничего и не было.