Юджин О'Нил - Любовь под вязами (Eugene O'Neill. Desire Under the Elms)

Сидят в раздумье. Эбин выглядывает из окна кухни, прислушивается.

Симеон.Э-хе-хе! Может, он того… помрет скоро.

Питер.Кто знает?!

Симеон.А может, он уже… помер?

Питер.Трудно сказать…

Симеон.Уж два месяца, как от него ни слуху ни духу.

Питер.Вот в такой же вечер он и уехал. Ни с того ни с сего подхватился, и прямо на Запад… Что-то тут неладно… Он никогда не уезжал, разве что в деревню. Тридцать лет, а то и больше не покидал он ферму. С самой женитьбы на матери Эбина. (После паузы, зло.) А что если объявить его сумасшедшим? Суд признал бы.

Симеон.Он быстро всех судей скрутит. И труда ему не составит. Они ни за что не поверят, что он сумасшедший. Нет, придется ждать, пока помрет.

Эбин (со злорадной усмешкой).Чти отца своего!

Симеон и Питер, вздрогнув, смотрят на брата. (Ухмыляется; затем мрачно.) Я молюсь, чтобы он умер.

Симеон и Питер продолжают в изумлении смотреть на Эбина. (Как ни в чем не бывало.) Ужин готов.

Симеон и Питер (вместе).Эх-эх!

Эбин (глядя на закат).До чего красиво, господи!

Симеон и Питер (вместе).Золото — там. На Западе.

Эбин.Где — там?

Симеон и Питер (вместе).В Калифорнии!

Эбин.Ха! (Смотрит на них отсутствующим взглядом, затем медленно.) Ну ладно. Ужин стынет. (Скрывается на кухне.) Симеон (облизывая пересохшие губы). Я голоден.

Питер.Копченой свининой пахнет.

Симеон.Свинина — это хорошо.

Питер.Свинина есть свинина!

Они идут, задевая друг друга, плечо к плечу, как два вола, которые торопятся в хлев — к отдыху и корму. Огибают дом справа и скрываются; слышен скрип открываемой двери.

Гаснет закат, наступают сумерки.

Видна кухня, посередине стол, сколоченный из сосновых досок, на нем три тарелки, свеча, буханка хлеба и кувшин с водой. Четыре грубых деревянных стула. В правом дальнем углу плита, в центре задней стены плакат, на котором изображен корабль и напечатано крупным шрифтом: "Калифорния". Посуда развешена на гвоздях, вбитых в стену. Чисто, прибрано, но чистота эта — казарменная, не домашняя, здесь не чувствуется женской руки.

Симеон и Питер, протиснувшись на кухню, грузно опускаются на стулья. Эбин берет с плиты отварной картофель со свининой, ставит на стол и присоединяется к ним. Все трое едят, не произнося ни слова. Симеон и Питер — торопливо, как звери, Эбин — нехотя, без аппетита, изредка бросая на них неприязненные взгляды.

Симеон (неожиданно обращается к Эбину).Послушай! Ты не должен о нем так говорить.

Питер.Ты несправедлив.

Эбин.Что говорить?

Симеон.Ну молиться, чтобы он умер.

Эбин.А вы разве не молитесь?

Молчание.

Питер.Послушай! Он наш отец.

Эбин (яростно).Но не мой!

Симеон.Вот ты — разве ты разрешил бы говорить о твоей матери такое, а?

Грубо ухмыляются.

Эбин (побледнев).С ним у меня нет ничего общего, а у него — со мной.

Питер.Подожди, доживешь до его лет.

Эбин.Я — в маму! Каждой каплей крови.

Симеон и Питер смотрят на Эбина с равнодушным любопытством.

Питер (как бы вспоминая).Слов нет, она была добрая и ко мне и к Симу. Она была доброй мачехой.

Симеон.Она была добра ко всем.

Эбин (встает и в смущении неловко кланяется каждому из них).Спасибо на добром слове. Большое спасибо. (Садится.)

Питер (после молчания).Она и к нему была добра.

Эбин (резко).И в знак признательности он убил ее!

Симеон (философски).Никто никого не убивает. Убивают обстоятельства. Вот кто!

Эбин.Старик загнал ее до смерти.

Питер.Он и себя загоняет до смерти. И меня, и Сима, и тебя. Но все мы, как видишь, живы. Еще.

Симеон.Его что-то толкает на это.

Эбин.Когда-нибудь он ответит мне за все! (Усмехнувшись.) Интересно, что же это за загадочное "что-то", которое толкает его?

Симеон.Понять трудно.

Эбин.Может, его толкает то же, что вас толкает в Калифорнию?

Симеон и Питер смотрят на него с удивлением.

Но никуда-то вы не уедете! Ни за каким золотом!

Питер.Кто знает!

Эбин.Где вы денег-то на дорогу достанете?

Питер.Мы можем и пешком. Если сложить все, что мы на этой ферме отшагали, до луны хватило бы!