Александр Брагин: Гейдельбергские влюбленные

Вот, оказывается, ради чего его собратья преследуют женщин!

Он пытался внушить себе, что нехорошо использовать беззащитность красавицы. Да разве он какой-нибудь ветреник!

И Дмитрий вновь запечатлел поцелуй. Теперь уже на ее устах. Не столь невинный и не столь торопливый.

Вскоре Зинаида открыла глаза и села.

Первыми ее движениями были оправить платье и взяться за книгу.

Зинаида строго и сдержанно, как нашкодившему школяру, принялась выговаривать явно находящемуся не в себе молодому человеку, непредвиденно вставшему перед ней на колено, что существовать воровством в приличном обществе зазорно, а ежели сударю недостает средств на пропитание, то она готова откликнуться на его горе, хотя, конечно, много подать не в силах.

Дмитрий приносит извинения, просит пощады. И желает объяснить ситуацию.

Зинаида велела ему сесть рядом и обо всем поведать.

Свет в комнате приглушен. Ни лица повествующего Дмитрия, ни лица внимающей ему Зинаиды не разглядеть.

(Рассказчик поет)

Далее с Дмитрием и Зинаидой творится странное: ведут они себя очень церемонно, как чопорные и по этикету слегка жеманные кавалер и дама века пышных и напудренных императриц. Очевидно, в эдакой полумаске они менее скованны.

Зинаида не склонна считать Дормидонта паршивцем и записным сердцеедом и твердит о его возрасте, о его крайне необузданной игре воображения. Разумеется, Дормидонту выходка его с рук не сойдет, и ему не избежать сурового наказания.

Дмитрий рассуждает, что дело, по-видимому, в тонкой материи безгрешной страсти, поэтому у Дормидонта, пожалуй, есть веский повод для снисхождения.

Зинаида стоит за необходимость круга, перехлестнувши который, чувства низки и преступны.

Он замечает ей, как она кротка и воспитанна.

Она — как он мужественен и добродетелен.

Он — что-то про таинственность и печаль в ее очах.

Она — нечто о его светлом и неоцененном уме.

Она вымаливает у Дмитрия покровительство над ее влюбленным непутевым братцем.

Он — клянется, что позаботится о его счастии.

После чего Зинаида сказала себе: это мой Дмитрий, никому его не уступлю!

А Дмитрий мысленно повторял: Зинаида моя, Зинаида!

Дмитрий и Зинаида разом подымаются. Она роняет книгу. Протяжный и обоюдоострый поцелуй.

Жаль, что хронографы уездного городка не отметили столь замечательный факт: Зинаида несколько минут своей сознательной жизни провела не читая.

Появляется понурый Дормидонт. Двигается будто слепой и немощный. Задевает узлом за вазу и круглый столик, они падают.

Дормидонту на это наплевать. Он замирает среди комнаты, не выпуская узла.

Зинаида и Дмитрий отпрянули друг от друга.

Зинаида наклоняется за книгой. Дмитрий — чтобы ей помочь.

Вдвоем поднимают книгу, вдвоем начинают ее читать. Вдвоем идут к Дормидонту и отбирают у него узел. Вдвоем, как сынишку, гладят его по голове. Дормидонт бесчувственнее и бессмысленнее камня.

Дормидонт, с утра кружа по улицам и огибая городские огороды, закопался в себя на небывалую глубину.

Вытащить его оттуда, как догадалась Зинаида, можно только взрывом.

Зинаида что-то шепчет на ухо брату. На его лице постепенно появляются признаки оживления и интереса. И вдруг он резко оттаивает. Замечает Дмитрия. Охотно и благодарно кланяется ему и крепкой дланью отвечает на рукопожатие.

А потом ни с того ни с сего озорно задирается. И у Дмитрия с Дормидонтом происходит веселая молодецкая потасовка.

А Зинаида со своим Бомбонисом Самурайским кружит вокруг них.

Пожалуй, не менее бочки пороху оказалось в словах Зинаиды. Что же то были за слова? Сестрица сообщила брату, что Дмитрий послан к нему Машенькой. Для перемирия.

Рассказчик ( поет):

Прошел год. Дмитрий не нарушил клятвы.

Угол Александровского бульвара и Крестовской со стороны бульвара. Вдали Сретенская церковь. Воздух раскачан торжественным и спокойным колокольным звоном.