Александр Брагин - Гейдельбергские влюбленные

Однако! Елизара такое непонимание задело за живое. Он уговорил Дормидонта также гулять по аллее взад-вперед, пока сие, пребывающее в гордыне семейство не обратит на них внимательного взора и пока Лев Сидорович не узрит в Елизаре человека, однажды представленного ему.

Аллея была пройдена из конца в конец и раз, и другой, и третий. Народ на бульваре все убывал и убывал. При каждой встрече и Елизар, и Дормидонт истово кланялись неприступному семейству, которое дружно отвечало лишь полукивками. Причем Дормидонт при встречах и поклонах бросал на Машеньку робкие взгляды, терялся, натыкался на деревья.

Наконец, при очередном расшаркивании со стороны кавалеров стойкая Машенька не выдержала и… расхохоталась. И немедленно была уведена родителями с бульвара.

Приятелям также ничего не оставалось, как отправиться восвояси. Правда, до того на Воскресенском проспекте Елизар указал Дормидонту здание красного кирпича, где обитала наша героиня.

Обыкновенная, довольно просторная комната в мещанском доме, скромно, без излишеств обставленная.

Рослая и очень красивая девушка в длинном повседневном кремовом платье кружится с книгой в руках.

Рассказчик : Сестрица Дормидонта, Зинаида, старше брата всего на два года, но сами посудите, какая между ними пропасть мыслительная. О чем бы ни поведали миру четвертушки белоснежной плотной или, напротив, серой невзрачной бумаги, которые соприкаснулись с печатным станком, о том и Зинаиде доподлинно известно: будь то астероиды, аденоиды, бином Ньютона или засолка огурцов по-корсикански.

Зинаида — очень, очень ученая молодая особа! Вы никогда не увидите её без книги. Минута, проведенная без чтения, кажется ей унижающей честь и личное достоинство. Недаром она — бывшая выпускница Мариинской гимназии, ныне даёт частные уроки.

Зинаида разучивает модный вальс, не расставаясь с учебником грамматики. Все получается у нее довольно ловко.

Брат с сестрицей в городе — постояльцы, снимают на Крестовской, рядом с Торговой площадью, квартиру из трех комнат. Кровей они крестьянских, рода — старинного, коренного, шухободского. Батюшка их, Никита Никитович, — крепкий хозяин и торговли не чужд: мед, масло и сыр своей выделки в уездную столицу поставляет. Душа у Никиты Никитовича — широкая, немерянная, в плечах он — косая сажень, силы ему отпущено на десятерых Иванов и семерых Евдокимов, ежели их сообща выставить. По праздникам Никита Никитович в охотку поет протяжные песни и рьяно пляшет. И когда он выводит голосом печаль вселенскую, матушка Пелагея Фроловна, женщина на открытые чувства скупая, обильно роняет слезы.

Отчего брат с сестрицей в городе оказались? Объясняю.

Батюшка с матушкой как-то на досуге на лавке под образами подумали-подумали, да и решили ребят своих к учению притулить, а то нынче серьезные-то хозяева "бухалтерию" у себя в избе заводят, от нее будто бы огромная польза.

Появляется Дормидонт, возвышенный и рассеянный. Пока идет к сестре, задевает за вазу с цветами на маленьком круглом столике. Зинаида успевает подхватить вазу и ставит ее на место.

Дормидонта сперва пронзила смутная догадка, а потом вдруг он прозрел, что Зинаида, с которой он находился в состоянии затяжной войны, барышня самая наинеобыкновенная, наипрелестнейшая, что она самая-самая братская для него сестрица.

И от избытка родственных чувств он облобызал ее, как бывало матушку за "конфекты" в обертке.

Зинаида, хотя и позволила ему подобное признание, но отнеслась к самому факту неожиданной телячьей нежности с большим подозрением. Она тут же вручила Дормидонту упитанный фолиант — "Сам себе агроном", который велела штудировать, совмещая полезное с приятным, кружась с ней в зажигательном вальсе.

Но урок продолжался недолго. Дормидонт вновь наткнулся на вазу, которую уже окончательно свалил вместе со столиком. Расстроился. И прилег на диван.

Зинаида потушила лампу. Но и в темноте некоторое время мелькала ее фигура с неизменным источником познания перед глазами.

(Рассказчик поет)

Огромный белоснежный зал с колоннами, со множеством зеркал в дорогих рамах, с хрустальными люстрами, с античными статуями, с величественными парадными портретами предков Льва Сидоровича и Дарьи Кирилловны: мужчины — сплошь сложения циклопического, сплошь князья, фельдмаршалы и государственные мужи, кажется, сгибающиеся под тяжестью наград, но начинают галерею "Три богатыря" В. Васнецова; женщины — тончивые, воздушные, сплошь фрейлины и светские прелестницы с открытыми плечами и немыслимыми сооружениями на голове из пышных золотых и каштановых волос, но открывает женскую серию Снегурочка. В кадках — фикусы, кактусы, лимонные деревья с плодами. Повсюду в беспорядке стопки книг, каждая размером с гимназический ранец. По обеим сторонам залы средних размеров пушки.