Том Стоппард - Берег Утопии

Натали. Если бы только Николай мог любить меня с твоим безразличием.

Герцен. Натали, Натали…

Натали. Нет, я больше так не могу. Я думала об этом. Я уезжаю домой, в Россию. Я сказала Нику.

Герцен. Что?…

Натали. Он говорит, что я не должна приносить себя в жертву, – что я должна позволить себе наслаждаться твоей любовью, но…

Герцен. Как ты можешь уехать в Россию, как ты можешь оставить детей?

Натали. Я могу взять Лизу.

Герцен. Забрать нашу дочь в Россию? На сколько?

Натали. Не знаю. Я хочу увидеться с сестрой.

Герцен. А Ольга? Кто за ней будет смотреть?

Натали. Мальвида будет.

Герцен. Мальвида?… Откуда ты знаешь? О Господи, почему я все узнаю последним?…

Натали. Я еду в Россию! Я принесла здесь столько вреда. Ник убивается из-за меня!

Звук выстрела. Натали вскакивает и бежит к дому, навстречу Огареву, который держит открытое письмо. Натали, рыдая, падает к нему на грудь.

Огарев. Ну, полно, полно… полно, полно… что такое? Посмотри, что я получил – письмо от Бакунина! – из Сибири!

Герцен. От Бакунина! Он на свободе?

Огарев. Отправлен на поселение.

Герцен. Слава Богу! Он в порядке?

Огарев. Судя по всему, не хуже, чем прежде. Письмо с обвинениями в адрес «Колокола».

Натали (Огареву). Я сказала Александру – я уезжаю домой!

Натали уходит. Герцен берет письмо и начинает читать.

Огарев. И вот еще что. (Достает из кармана конверт.) Из российского посольства – официальное предписание вернуться… Я не могу его исполнить, так что… они теперь не пустят Натали домой, мы оба станем изгнанниками. Она будет ужасно…

Входит Тургенев со своим новым двуствольным ружьем.

Тургенев. Твой сын – шутник. Я его спросил, нет ли здесь у вас хищных птиц, а он весьма любезно позволил мне пострелять в его воздушного змея.

Пятясь, входит Саша. Он тянет почти вертикально бечевку воздушного змея. Тургенев прицеливается и стреляет из второго ствола.

Герцен. Это какой-то сон.

Дрозд поет в лавровых зарослях. Тургенев понарошку прицеливается в него.

Газовый фонарь высвечивает небольшое пространство: угол улицы в трущобах Вест-энда. Слышны пьяные споры, смех, треньканье пианолы. На сцене Огарев и Мэри Сетерленд.

Мэри, 30 лет, находится не на самом дне общества или проституции. По-английски она говорит грамотно, с рабочим лондонским выговором. Огарев говорит на плохом английском с сильным русским акцентом. Нижеследующий диалог не учитывает их произношения.

Огарев. Мэри!

Мэри. Это снова ты. (Дружелюбно.) Хочешь со мной пойти? (Огарев запинается в поиске слов.) Тебе ведь со мной было хорошо, да? (Огарев кивает.) Ну и что тогда лицо такое кислое?

Огарев. Я думал, мы договорились. Но ты права, конечно. И кроме того, тридцать шиллингов – небольшие деньги.

Мэри. Господи, у тебя акцент – просто хронический.

Огарев. Как Генри?

Мэри. О, так ты запомнил, как его зовут.

Огарев. Конечно.

Мэри. Теперь ты послушай меня. Я помню, что ты мне тогда сказал. Но такое легко сказать, за это денег не берут. Откуда я знаю – может, я тебя тогда в последний раз видела.

Огарев. Но я говорил всерьез.

Мэри. Все вы всерьез.

Огарев. Но я и сейчас всерьез.

Мэри (изучает его). А ты ведь и вправду, кажется, всерьез. Ну ладно. За проживание Генри я плачу семнадцать шиллингов шесть пенсов в неделю. Если он будет со мной, мы вполне справимся на тридцать шиллингов, и ты ко мне сможешь приходить, и никого у меня больше не будет, это точно.

Огарев. Тогда все хорошо. Давай встретимся на мосту Патни завтра в двенадцать, и мы найдем тебе с Генри нормальное жилье.

Мэри. Патни! Это что, там и коровы будут?

Огарев. Возможно.

Мэри. Ладно. Почему бы и нет?

Огарев достает из кармана пальто или пиджака Сашину старую губную гармошку.

Огарев. Отдай Генри. Она сломана немного. (Он с ошибками играет короткую мелодию и протягивает ей гармошку.)

Мэри. Сам ему завтра отдашь. Ну что, ты хочешь со мной сегодня?… Ты ведь уже заплатил.

Огарев. С твоего разрешения.

Мэри. У тебя тоже есть маленький сын?

Огарев. Ах, это грустная русская история.

Мэри. Да? Ну, извини. Что за история?

Огарев. Была зима. Мы с детьми мчались домой через лес в… этих… как их… фьють…

Мэри. В санях!

Огарев. Именно. Потом слышу – волки!

Мэри. Не может быть!

Огарев. Я вижу – волки бегут за нами, все ближе, ближе… одного за другим мне приходится выбрасывать детей на снег…