Анна Батурина - Фронтовичка

Собирайтесь. Встретимся на следующем уроке. Кто опоздает, того…

Дети: Расстреляют!

Мария. Правильно. Не опаздывайте.

Девочки уходят, некоторые из них дергают на прощанье Алешу за одежду, браслетик и волосы: «Алеша! Алеша!» Алексей дожидается, пока дети уйдут, закрывает дверь.

Алеша. Мария Петровна!

Мария. А?

Алексей вырывает папироску, выбрасывает в окно.

Алеша. Мария Петровна, венгерка ваша незабываема, а «Беломор» — это пошло.

Мария. Окурки швырять в окно — не пошло? Детям потом собирать на субботниках…

Алеша. Короче, Мария Петровна, договоримся на берегу — или я, или «Беломор»

Мария. Ну ничего себе финт ушами! Вот тебе и Алеша…

Алеша. Так что?

Мария. Это была последняя папироска, сдаюсь.

Алеша. И еще.

Мария. Еще условия?

Алеша. Нет. Я слышал, вам жить негде. Бабка моя сдает комнаты. Можете у нее квартироваться.

Мария. Спасибо, но завтра я переезжаю в рабочий барак. Директор походатайствовал…

Алеша. У нас было бы уютнее.

Мария. В барак.

Алеша. Не буду навязчив. (Забирает аккордеон.)

Мария. Инструмент можешь здесь оставлять.

Алеша. Я дома занимаюсь.

Мария. Похвально. Следующее занятие завтра в три. Народный танец.

Алеша. Увидимся!

1949 год. Длинный барак-саманка, построенный немецкими пленными: печное отопление, удобства во дворе. В бараке вечер — готовят еду, стирают, играют в карты, поют, забивают гвозди, гоняют мяч, ездят на трехколесном велосипеде по коридору.

С улицы входит Мария. На ней модный беретик, но грязные резиновые сапоги. Руки заняты бумажными кульками с танцевальными костюмами. Мария плетется в свою комнатку. Ее встречают, выбегают в коридор, здороваются:

— Вернулась! Учительница вернулась!

— Ты теперь бабенка ленинградская? Не наша?

— С гастролей вернулась!

— Ну и как там в Ленинграде?

— В Ленинграде одни ляди?

— Давай помогу костюмы постирать?

— Тебе хоть чё-нибудь дали в Ленинграде-то?

Мария. Грамоту! Грамоту наши девочки выиграли!

— А кроме грамоты, ничё не дали?

— Одно название, что Ленинград!

— Ты прямо с поезда?

— Мария Петровна, у нас самовар!

— Лясы точить будем! Самовар! Мария Петровна!

Мария. Какой там самовар — еле ноги волоку!

Две тетки — одна в муке, другая в саже — преграждают ей дорогу.

Тётка в муке. Значит, так, Мария Петровна!

Тётка в саже. Помнишь тот день седьмого числа прошлого месяца — Игорек сломал твою табуретку?

Тётка в муке. Мы этого так не оставили!

Тётка в саже. Повлияли на него, и он специально к твоему приезду сколотил табуретку новую!

Игорек (подвыпивший мужик с бугристыми венами на шее). Мужик сломал, мужик сделал, чё тут…

Тетка в муке (читает дарственную надпись прямо на табуретке). На долгую добрую память дорогой многоуважаемой соседке Марии Петровне в дни нашей совместной жизни. Мария Петровна, помни наш дружный барачный коллектив. 1 октября, 1948 год!

Мария. Спасибо, Игорь Семенович!

Игорек. Мужик сломал — мужик сделал! Нравится хоть?

Мария закрывает за собой дверь в маленькую комнатку, где из мебели койка, тумбочка и печка. Скидывает костюмы в кучу, прямо в резиновых сапогах падает на койку. Под потолком на кривом проводе светится маленькая лампочка. Мария разглядывает грязные кастрюли, пустой закопченный чайник.

Мария (бормочет). Мыши-мыши, приходите, бабе уши отгрызите, у нее кастрюли худые да грязные, пола не мытые…

В дверь громко стучит, а потом и просовывает голову пьяненький Игорек.

Игорек. Табуретка-то понравилась, Мария Петровна?

Мария. Понравилась.

Игорек. Вы хоть опробовали?

Мария. Опробовала.

Игорек. Это я сделал, молотком дубасил! Хорошо, что понравилась. От меня вам память. Хоть там и написано, что от всего коллектива… Это я сделал! Это мой сын выжигал, грамотей нашелся! Замахнешь первачка?

Мария. Не надо мне! Идите уже… К сыну своему!.. Что вы тут околачиваетесь?

Игорек. Да ты чё, Мария Петровна? Я честный разведенный мужик! Ты — добрая свободная баба! Давай посмотрим судьбе в глаза!