Анна Батурина - Фронтовичка

Галина. Правильно рассуждает, чё ты ее успокаиваешь?

Мария. Матвей, такой смиренный ты… Такой шелковый… Пригладили тебя, прилизали — волосок к волоску. Полинял… Рука не болит?

Молча запихивает ему за шиворот его же письмо.

Матвей. Ты не поняла ничего… Это же я о тебе написал, как будто руку отняли… Надеялся, что почувствуешь.

Галина. Рука — вот подходящее сравнение для бабы…

Матвей. Побоялся прямо сказать — вдруг с собой что-нибудь сделаешь, малышка…

Мария. Зря боялся. Не сахарная. А вот Шурочку свою обереги — она у тебя бледненькая.

Александра слоняется по коридору, накручивает косички на пальцы.

Мария. Чистенькая такая, аккуратненькая… Не запылилась даже.

Матвей. Ее отец погиб…

Галина. Хочешь, эта родословная у меня огребет?

Мария. Оставь, Галина, пусть идут.

Матвей (Александре) . Чё ты ешь?

Александра. Штукатурку.

Матвей. Штукатурку?

Александра. Ну, хочется мне!

Мария. Значит, она у тебя уже и штукатурку ест? Я тоже ела… Отколупывала в штабе. Помнишь? Безумно хотелось штукатурки… Не судьба.

Нина Васильевна. Господи!

Мария. Какой месяц носит?

Матвей. Четвертый.

Мария. Значит, давно снюхались.

Александра. В ноябрьские праздники, если вас так интересует.

Матвей. Шура, не лезь!

Александра. Скорее, Матя, я замучилась…

Матвей. Александра в положении, Маш. Ребенок мой. Я перед ее матерью за него головой отвечаю. В последний раз обнимешь хоть? (Протягивает к ней руки.)

Галина. Не надейся.

Мария. Обниматься не будем. Я все понимаю. Мы с тобой — глотки луженые, бессмертные. А она — девчонка совсем. Школу-то закончила?

Матвей. Маш, ей уже девятнадцать!..

Мария. Неважно. Завтра за вещами приду. Гимнастерка там, кружка… На костре эту кружку сколько раз коптили с тобой, пальцы обжигали… Отскоблю хорошенько — будет как новая.

Нина Васильевна. Ты у нас останься, дочка…

Мария. Нет.

Нина Васильевна. Где жить-то будешь?

Мария. Здесь. В танцклассе Дома культуры имени Розы Люксембург. Матрасик постелю.

Матвей. Чё прибедняешься, живи, пока все устаканится…

Галина. Ага, чтоб еще Машка с твоей родословной в одну уборную бегала?

Нина Васильевна. Помолчи! (Марии Петровне.) Я к тебе привыкла, дочка…

Мария. Завтра приду за вещами. Сделайте так, чтобы в дома была только Нина Васильевна.

Матвей. Хорошо.

Нина Васильевна. Я тебя ждать буду, Маша…

Матвей. Если тебе нужна будет помощь, продукты…

Большое окно распахнуто в ясный щебечущий весенний день. У окна курит Мария. Весна за подоконником не радует, и Мария Петровна стряхивает в нее пепел папиросы «Беломорканал». В углу танцкласса — вещмешок, матрас и граммофон. Из коридора прибегают вспотевшие босоногие девчонки. Мария Петровна по-прежнему курит.

Дети. Мария Петровна! Мария Петровна! Вас директор ищет!

Мария. Все попили? Сходили в туалет?

Дети. — Да!

— Мы попили!

— Я не ходила!

Мария. Кто не успел — терпит. Если совсем приспичит — из танцкласса на цыпочках, и не возвращаться до конца урока. Подошли к станку!..

Входит Марк Анатольевич.

Марк Анатольевич. Добрый день, Мария.

Мария. День хорош, Марк Анатольевич, но у нас урок!

Марк Анатольевич. Мария Петровна, я попрошу вас больше не отпускать группу посередине занятия. Для этого есть перемены.

Мария. А что такое?

Марк Анатольевич. Они же галдят! Как вы не понимаете? А тут у нас хор, лепка, изостудия. Все занимаются!

Мария. Мне нужно было кое над чем поразмыслить в одиночестве.

Марк Анатольевич. И это же изо дня в день!

Мария. Да, Марк Анатольевич! Я каждый день думаю, вас это возмущает?

Марк Анатольевич. Меня возмущает, что вы курите при детях! Сколько можно делать выговоры?

Мария (курит). Не могу отказать себе в удовольствии.

Марк Анатольевич. Я все понимаю! И что личная драма, и то, что вы не простая учительница, что воевали, — но здесь вам не землянка, не блиндаж какой-нибудь, хоть вы и крепко окопались! (Задевает ногой матрас.) Здесь Дом культуры!