Анна Батурина - Фронтовичка

Сутулый. Шуруй вперед!

Мария. Алеша… Не переживай, я хорошо знаю товарища Кравчука. Дело в том, что мы воевали вместе…

Алеша. Ну, если вы так решили… (Поправляет длинную челку.) Прощайте, Мария. Можно, я завтра отдам вам все свои волосы? Я свои волосы в тряпочке принесу, на память?

Мария. Не надо, не стриги, жалко…

Алеша (Прыщавый и Сутулый ведут его под руки). Я принесу, они же вам нравятся! Нравятся?

Мария. Нравятся. Приноси.

Матвей закрывает дверь. Дверь снова распахивается: заглядывает Игорёк.

Игорёк. Мария Петровна? Это чё у вас милиция, я не понял?

Матвей. Пошел вон! Милиция! (Закрывает дверь.)

Игорёк (кричит за дверью). Мария Петровна? Никто ничё понять не может — чё это у вас милиция?

Мария (Матвею). Представляю, сколько там за дверью слушают… Чего стоишь? Садись.

Матвей (читает на табуретке). «…Помни наш дружный барачный коллектив». (Садится.) Не ожидал увидеть тебя вдруг…

Мария. Это мне подарили сегодня табуретку…

Матвей. Весь барак на ушах — гулеванят ваши… В честь приезда твоего?

Мария. Если бы! Каждый день так!

Матвей. Не скучно живешь… В окна с цветами… Понаглее поколение растет, чем наше… Не боишься? Будут потом болтать про тебя — ты же учительница.

Мария. Болтовни бояться — давно удавилась бы. Зачем остался?

Матвей. В Ленинград на гастроли катаешься… Мамка мне все уши прожужжала. Ну и как там, в Ленинграде?

Мария. Сало в шоколаде! Зачем остался? Про Ленинград спрашивать?

Матвей. Выгонишь?

Мария. А если нет?

Матвей. Покорми меня, малышка…

Мария. Не сварено.

Матвей. Ты — мой хлебушек. Забыла совсем? Куда им понять? Куда им всем? Вспомни — ты мой фронтовой хлебушек. С лебедой, коноплей, клевером, дымом и порохом, с песком, степным ветром и чёрт знает с чем еще, самый вкусный, самый черствый, самый желанный… Самый желанный. Мальчишескими слезами моими посоленный, мальчишескими слезами… хлебушек фронтовой… Иди ко мне, малышка. Только твой буду… только твой…

Целуются. Голос из-за двери.

Игорёк. Мария Петровна! Что случилось! Мария Петровна!

Мария. Отстань! Иди спать!

Матвей. Что он, крепко любит тебя?

Мария. Меня такой любовью весь барак любит — набузгаются и ломятся, знают, что баба одна.

Игорёк (кричит). Табуретка моя нравится, Мария Петровна? Мария Петровна!.. Я свободный абсолютно разведенный мужик!..

Мария. Я не одна, Игорь!..

Матвей. Поговорить с ним?

Игорёк (входит в темную комнату Марии Петровны). Я спросить, насчет моего изделия… Насчет табуретки…

Матвей. Какой табуретки? Какой еще табуретки? Тебе голову, что ли, проломить твоей табуреткой, чтобы дошло до тебя! Смотри на меня! Мужик в доме, ясно! А ты кто такой здесь? Чё ты ломишься? Ты кто, а? Маша, объясни, кто это ломится к нам в два часа ночи!

Игорёк. Я нормальный разведенный мужик… А ты кто здесь?

Матвей. Я ее мужик, уяснил? Дошло? Я тебе щас голову твоей табуреткой!

Игорёк делает шаг назад. Матвей запирает дверь на табуретку. Игорёк остается под дверью, долбит в дверь ногой.

Игорёк. Открой, собака! Открой дверь! Открой дверь — выломаю! Паскуда! Выходи, паскуда! Разговаривать будем!.. Выходи разговаривать! Паскуда! Паскуда!

Сползает на пол, поет равнодушным, охрипшим голосом старую народную песню на блатной мотив.

Жена Игоря то бьет его тряпкой, то обнимает. Игорёк поет и ни на что не реагирует.

Жена. У тебя есть и картошка, и суп, чего тебе еще, скотине, надо! Куда ты уходишь вечно! Куда ты от детей уходишь, скотина! Чего тебе не хватает!

Комната Марии. Матвей курит, лежа в койке. Большие мозолистые ноги торчат из-под одеяла. Мария прижимается к нему, ерошит ему волосы, дует в ухо. Матвей недовольно дергается.

Матвей. Ну не надо, Маш… Ну, бесит… Ну, щекотно…