Руди Штраль: Арно Принц фон Волькенштейн

Полицейский отдает честь и застывает в изумлении: в гостиную входят Штоцеки Принц, за ними следом — Тилли. За столом Хехта и Шпехта раздается взрыв смеха: увидев Штоцека и Принца в необычных нарядах, они думают, что те приготовили и веселую сценку.

Хойптляйн. Этих здесь только не хватало! (Бежит к двери.)

Штоцек. Стой! Назад! (Бросается вдогонку за Хойптляйном.) Ты ж у меня главный свидетель!..

Девушка(Принцу). Выглядишь сегодня — класс.

Принц(отвечая ей восхищенным взглядом). А я от тебя не могу отвести глаз!

Директриса(Принцу). Можно вас на минутку, молодой человек?

Принц. Нет! (Девушке.) Опять она меня преследует! (Бежит к двери.)

Штоцек(возвращается, ведя за руку Хойптляйна. Столкнувшись с Принцем, хватает и его). Куда? А ну обратно! Пусть общественность все знает!

Хойптляйн. Замолчите, Штоцек! Черт знает что несете!

Хехт. Помолчите-ка лучше вы, Хойптляйн. (Штоцеку, мягко, заинтригованно.) Мы слушаем вас.

Шпехт. Итак, о чем речь?

Штоцек(глубоко вздохнув). О нем… Стоящий перед вами молодой человек есть не кто иной, как заколдованный Арно, принц фон Волькенштейн, ныне мною собственноручно расколдованный!

Полицейский(с облегчением). А я-то уж испугался, что какой-нибудь хулиган, а то и вовсе диссидент!

Хехт, Шпехт и их жены громко хохочут, постепенно заражая смехом Директрису, Девушку и даже Хойптляйна.

Штоцек. Смеетесь… Ну и правильно делаете! Хотя по правде говоря, во всей этой истории я выгляжу не лучшим образом. Поначалу, знаете, от этой катавасии я просто голову потерял, да и сейчас еще не вполне оправился — признаюсь в порядке самокритики. Видать, для работника среднего звена уж больно сложные это материи — чудеса там всякие… Другие, поди, тоже с ними сталкиваются: кто с большими, кто с меньшими. Ну так и нормально! На то и жизнь, чтоб в ней чудеса были! А еще скажу, что даже нашему брату, чиновнику, фантазия нужна! Фантазия, проницательность и свежий ум! В том числе и вам, товарищ Хойптляйн!

Хойптляйн. Оставьте меня в покое!

Штоцек. Как? Но вы же знаете, что Арно и вправду расколдованный принц!

Хойптляйн. Вы меня в свои темные делишки не впутывайте! Принц не принц — мое дело маленькое! Вот тут начальство — оно пусть и решает. (Почти ликуя, Хехту и Шпехту.) Да, да: предоставляю это на ваше усмотрение! Отныне за дальнейшее отвечаете вы!

Хехт(после короткого замешательства). С удовольствием. С большим удовольствием! (Встает, подходит к Принцу и с деланным подобострастием кланяется ему.) Мое почтение, ваше высочество!

Шпехт(вслед за Хехтом). И мое тоже, ваше высочество. Впрочем, может, вам надо говорить — «ваше величество»?

Принц. Ну уж «ваше величество»! Я всего лишь обычный князь. Называйте меня просто «мой принц».

Хехт и Шпехт(с поклоном). Мой принц!

Жена Хехта и жена Шпехта(подойдя к своим мужьям и сделав изящный книксен). Виват, мой принц!..

Штоцек(взывая поочередно к Хехту и Шпехту и их женам). Товарищи! Что вы делаете? Зачем это? (Повернувшись к Тилли, сокрушенно.) Видишь, Тилли: они мне не верят! Только делают вид!

Тилли. Как всегда!

Девушка. А я верю, что он принц! Зря, что ли, я в его статую втрескалась! (Влюбленно смотрит на Принца.) Ну конечно же, это он!

Жена Хехта. Какая прелесть! Знаете что, ребята? Давайте обставим все это торжественно!

Жена Шпехта. Присоединяйтесь все к нам!

Штоцек(ошалело смотрит, как Хехт, Шпехт и их жены церемониально ведут Принца к столу, подвигают ему стул, наливают вино и т.д. и что все это Принц воспринимает не без удовольствия). Что вы делаете, товарищи! Так у него возникнет превратное представление о нашем времени! Он же только-только осваивается в современности, еще в самом начале социалистического пути! Понятия не имеет о наших буднях!

Хойптляйн. Помолчите, Штоцек! Начальство лучше вас знает, что делает.

Штоцек. За его воспитание отвечаю я!

Тилли. Молодец, Норберт! Стой на своем! Тоже мне аргумент — начальство!

Хехт(подняв бокал). За ваше здоровье, мой принц! Как говорится, успехов вам в общественной и личной жизни! (Выпивает.) А теперь с вашего августейшего разрешения выпьем за нашего друга Штоцека! Не его ли доблести обязаны мы блаженством этих минут?