Василий Нарежный - Невеста под замком

Комната ювелира Руперта, который, разлегшись на софе, курит табак. У окна сидит племянница его Розина и шьет в пяльцах.

Руперт.Правду сказать, племянница, хотя тебе исполнилось уже двадцать лет, но ты все еще не довольно разумна. Как можно почтенное звание ювелира ставить на ряду с простым званием колбасника или трубочиста? Будь тебе известно, что более тридцати лет назад, как начал я каждый воскресный день, бывая в кирке, приносить господу богу благодарственные молитвы, за то, во-первых, что он сотворил меня немцем, во-вторых, что судил быть мне ювелиром, а не кем-нибудь другим, в-третьих, что соблаговолил даровать мне возможность рассуждать здраво о политике! Видишь ли, сколько во мне одном высоких преимуществ, а ты неразумная…

Розина.Оставьте меня при моем неразумии, и это мне будет очень приятно, ибо вы вместе с тем оставите смешное желание — иметь меня своею женою. Посудите сами — мне только двадцать лет!

Руперт.Тем лучше! и мне не менее пятидесяти. Посуди ж, какая милая пара! я тридцатью годами тебя старее, а потому в тридцать раз умнее. Что этого лучше?

Розина.Не может быть хуже! я — по вашим же словам, — выхожу глупее вас в тридцать раз. Что ж вам со мною делать?

Руперт.Это уж не твоя забота!

Розина.Вы очень бережливы, а я чрезмерно расточительна.

Руперт.Мой долг будет и тебя научать бережливости.

Розина.Я совсем не пойму вашего учения.

Руперт.Я немец, следственно самое терпеливое животное. Как посидишь у меня день-другой на хлебе и на воде, так на третий с особенным вкусом покушаешь румфордского супу.

Розина.Но если вы такой заклятый немец, то для чего не жалуете вашего биргер-клуба?

Руперт.Терпеть не могу! там столько повес обоего пола, что совершенно нельзя заняться политическим разговором.

Есть, правда, и там изрядные политики, как то: каретник Ульрих, столяр Бертольд, шорник Фабиан и некоторые другие почтенные люди, но зато превеликая пропасть бухгалтеров с контор здешних купцов и погребщиков, так что размигнуться с ними нельзя. Они-то лютые мои злодеи! в политике сущие невежды, и ни о чем не говорят, кроме похабства, ничего не делают, кроме волокитств разного рода.

Сколько невест перебили у меня эти проклятые!

Розина.Позвольте спросить, дядюшка, как будет по вашей политике: если мне запрещается кого-нибудь любить, то позволяется ли в то же время другого не любить?

Руперт.Здравая политика отнюдь тому не противится.

Люби, кого хочешь, а повинуйся, кому должно.

Розина.Согласна! вы получили от отца моего при кончине наличными деньгами тридцать тысяч рублей моего приданого. В этом вы не отопретесь, ибо есть свидетели.

Возвратите мне мои деньги и женитесь, на ком угодно, а я за вас ни за что не пойду, потому что не люблю политиков.

Руперт.Разве я просил, чтоб ты меня любила? Довольно и того, что будешь моею же-ной и исполнять мою волю.

Любовь в женитьбе — дело постороннее.

Розина.А для меня весьма не постороннее. Чтобы вам сделать ответ однажды навсегда, скажу, что я давно уже влюблена, и не в вас, дражайший дядюшка!

Руперт.А мне какая до того надобность? Я сказал уже:

люби, кого хочешь, а будь послушна мне! добрый немец в таких случаях великодушнее самого великодушного из всех народов в свете. Лишнего я не требую! Ты не хочешь иметь меня мужем, — дельно! но я хочу иметь тебя женою, — законы этому не противятся, и ты, по завещанию покойного моего брата, а твоего отца, непосредственно зависишь от моего произвола. Итак, было б тебе известно, что завтрашний день ты будешь моею любезною женою!

Розина.Скорей утоплюсь в Мойке! [1] Один из каналов в С.-Петербурге. (Примеч. Нарежного.)

Руперт.О! в таком случае и пастор венчать не станет.

Немецкие духовные все вообще преразумные люди. Если ж не утопишься, то будешь за мною.

Розина.Так не хочу же умирать назло вам. Буду жить, и — не вашею женою.