Татьяна Енина - Кладбище

Мальчик подошел к маме на негнущихся ногах. Мама очень медленно обернулась и заключила его в объятия.

— Ну вот и ты… И как ты здесь без нас? Как себя вел?

— Нормально, — пробормотал Павлик.

Он смотрел на мать во все глаза, пытаясь понять, что же происходит…

— А вы-то как?.. — пробормотал он, — Давно приехали?

Он взял руками мамину ладонь и сильно сжал.

— Ой, ма… — прошептал он, закусил губу, но все-таки не смог сдержаться, разрыдался и тесно-тесно прижался к матери.

— Ну что ты, — расстроилась мама, — не надо плакать. Все хорошо… Мы же здесь… мы всегда были здесь…

Они сидели на кухне, ели суп…

И было все так же сумеречно, и, казалось, что весь мир заключен в этой маленькой темной кухне, а там — за окном — нет ничего.

— … А потом "КАМАЗ" вдруг вылетел на встречную, — рассказывал отец, — И понесся прямо на меня, я ничего не смог уже сделать… Лобовое столкновение и… — папа удрученно махнул рукой.

Бабушка мрачно покачала головой.

— На электричках надо ездить и на метро… Оставили мальчишку сиротой, да и сам-то он чудом в живых остался…

— Ну что ты, ма, — мама погладила бабушку по руке, — Мы же здесь и все в порядке.

Папа смущенно развел руками.

— Очень вкусный суп, — проговорил он и подмигнул Павлику.

Вечером Павлик подошел к бабушке.

— Ба… а где телеграмма?

— Какая телеграмма?

— Ну из Москвы… Та, которую ты получила. Ты же потом приехала, забрала меня из больницы… Ты помнишь? Тебя еще на "скорой" увезли с кладбища…

— Забудь об этом… Все тебе приснилось.

— Приснилось?.. Такое не могло присниться, — пробормотал Павлик, — И как же они могут быть здесь, когда мы их похоронили?

Он вернулся в свою комнату, посмотрел на уже расстеленную постель, потом подошел к окну…

Он слышал, как в соседней комнате переговариваются родители. Слышал громкий голос отца. Он тихонько вышел из комнаты и подошел к родительской двери.

— Давай погостим немного, — говорила мама, — Отдохнем перед работой… Погода такая хорошая… Что будем делать в Москве?

— Как скажешь… Только ведь Павлик хочет домой… Ты забыла?

— Он хотел, чтобы МЫ БЫЛИ С НИМ… Вот чего он хотел…

Павлик вернулся в свою комнату и лег в постель.

Он поднялся с черного камня, недоуменно оглядываясь.

Черный лес и ветер — сильный, холодный ветер.

Он увидел Мишку.

Мишка стоял неподалеку, смотрел на него обиженно.

— Ты чего здесь делаешь? — удивленно спросил его Павлик.

— Это несправедливо! Неправильно! — воскликнул Мишка, — Почему за тобой никто не пришел?!

— Потому что служитель не знает о том, что кто-то лег на алтарь, — проговорил кто-то за его спиной, — Как он мог предположить это.

Павлик обернулся. Он увидел солдата в испачканной темными пятнами гимнастерке. Солдат стоял, засунув руки в карманы, на плече его висел автомат со штыком. Солдат смотрел на Павлика и ухмылялся.

— Но рано или поздно служитель придет, — проговорил он, — Не стоит сомневаться. В любом случае — сказал он Павлику, — теперь ты среди нас… Ну что, исполнилась твоя несбыточная мечта?

— Кто вы? — спросил его Павлик.

— Не признал?

Павлик уже признал.

— Мне нужно проснуться, — сказал он, — Сейчас я проснусь!

Солдат расхохотался.

Мама трясла его за плечо.

— Что случилось? — спросила она, когда увидела, что он открыл глаза, — ты кричал.

— Сон страшный… приснился, — проговорил он, понемногу приходя в себя.

— Ну спи, спи, — улыбнулась мама, — я с тобой посижу.

— Угу, — Павлик повернулся на бок, — Только ты правда посиди…

Мишка сидел на камне и ждал, пока он снова проснется.

— Я думал, что ты уже не придешь сегодня, — сказал он, — Зря ты так делаешь, мне и без того грустно, а ты еще уходишь…

Мишка улыбнулся просительно.

— Не уходи. Я ведь никого здесь не знаю.

Он хотел его обнять, но остановился.

— Хочешь я покажу тебе мою могилу?

Он поднялся с камня и поманил его за собой.

— Пошли?

Павлик поднялся и пошел за ним.

Ему было страшно. Очень страшно, но теперь он не торопился просыпаться… Мишка просил его, и почему-то Павлик не мог ему отказать, несмотря на то, что Мишка всего лишь снился ему.

— Вот.

Павлик увидел свежий холмик и кривой кусок гранита, на котором довольно грубо было выцарапано:

МАРУНЧАК МИХАИЛ ИВАНОВИЧ

1987–1999

— Пескарь плохо вырезает надписи, — пожаловался он, — дед делал это лучше.