Николай Коляда: Моцарт и Сальери

ВТОРОЙ.Знаете, нет. (Смеётся, трёт руки.) Может быть, похоже на декорацию. Всё такое, как у всех. Советское. Полированное. Странно, что я, казалось бы, человек искусства, а имею такую квартиру безликую… Это — жена. Она — врач и ей надо, как у всех. Итак, всё-таки, кофе?

ПЕРВЫЙ(смотрит на портрет). Я мог знать этого человека? (Задевает ногой батарею бутылок, стоявшую у дивана, они падают, грохочут.) О, виноват! Как много, тополиным пухом облеплены… (Берёт одну бутылку в руки, смотрит на свет, смеётся.) Это пиво с надписью «Made in USA» делают в соседних гаражах … (Хохочет).

ВТОРОЙ.Ничего, ничего, не обращайте внимания… Это всё сын. Вернее, его друзья, день рождения. Нет, это у меня был день рождения. Сдать бутылки…

ПЕРВЫЙ.Да, да, надо сдать бутылки. Надо провести операцию “Хрусталь” — так это называется. Как вытащить из бутылки пробку веревочкой, знаете, да? Конечно. О, это целое искусство было, чтобы вытащить пробку веревочкой из бутылки, и бутылку сдать, и получить свои двенадцать копеек. Помните?

ВТОРОЙ.Я-то помню. Но сейчас эту тару не принимают. (Смеётся.) А откуда вы это помните? У нас сколько разница в годах? Чай или кофе?

ПЕРВЫЙ.А подъезды никогда не мыли? Мы с женой — мыли. Совсем недавно ещё. Зимой надо мыть горячей водой, и протирать насухо — мука! Иначе сразу весь подъезд превращается в ледяной каток. (Смеётся.)

ВТОРОЙ.Знаете …

ПЕРВЫЙ.Да заткнись ты со своим «знаете»! Знаю!

Молчание.

(Сел на диван, болтает ногой). У вас день рождения зимой, я знаю. Ведь зимой, да? Я не буду ни кофию, ни чаю.

ВТОРОЙ.Да? А я думал… Ведь у нас разговор, нужно как-то, а то всухую…

ПЕРВЫЙ.Ничего не нужно как-то. Сядьте. Зимой?

ВТОРОЙ.Зимой. Да, зимой. Вы знаете это? Вы наводили справки.

ПЕРВЫЙ.Очень надо. (Указывает на портрет). Я мог знать того человека?

ВТОРОЙ(смотрит на Первого, потом в пол.) Нет. Он был известный кинорежиссёр, пожилой человек. Скорее учитель. Мой учитель, да, мой и многих моих друзей…

ПЕРВЫЙ.Вы так скорбно говорите, словно он был старец, развращавший юношей. Так?

ВТОРОЙ.Нет, нет. Он был очень талантливый человек. Он почти ничего не снял, его затирали, даже в те времена, теперь бы он совсем не выжил… Он так и не снял своей главной картины, хотя шёл, стремился к ней всю жизнь, но месяц назад … Но его философия, его образ мыслей, жизни — знаете, это было всегда так честно, просто, искренне.

ПЕРВЫЙ.Ага. То есть, он пил с вами и говорил про высокое. (Передразнивает). «Знаете, знаете». Вот пристало. А вы слушали, открыв рот. Пустомеля. Так?

ВТОРОЙ.Нет. И все-таки — чай или кофе?

ПЕРВЫЙ.Именно так. Сотрясание воздуха. Болтовство. Болтология. Шаманство. Говорильня. Вот было и есть главное. Да мне всё равно. Надо побрызгать этих ос, надоели. Где у вас этот пульвелизатор?

ВТОРОЙ.Пуль-ве-ри-за-тор надо говорить.

ПЕРВЫЙ.Да-а? (Смеётся). Итак, декорация. Мне очень нравится эта квартира. Декорация эта. Я ведь тут был! Я помню! И вы помните это, что ж вы скрываете?

Ходит по квартире.

Однажды зимой тут разыгрывается следующая история. У хозяина квартиры день рождения. Десять лет назад. Или больше? Больше. Пятнадцать лет назад. Или, скорее, двадцать. Те же стены, те же хрустальные вазы, правда, нет тополиного пуха. Та же компания — богема, гений на гении. Пьянка. Кто-то притащил мальчишку, он пишет, мальчишка пишет какие-то странные повести, романы, пьесы, сценарии. Написал очень много. Мальчишка уже пьян, он вообще чуть ли не алкоголиком стал, как начал общаться с богемой театральной, киношной. Ему все кричали — гений, гений. То есть, ещё один гений среди удобрений. И вот знаменательный день, он приглашен в дом к “Солнцу”, к светилу, к великому кинорежиссёру. Мальчишка пьян в жопуа, тащит с собой кучу бумаг, своих писулек. В квартире много народу, шум, гам, крик, все пьют, все общаются, мальчишка среди них. Он пришёл босиком. У него нет носков, он страшно беден, он приехал из своего Задрипанска в большой город, снимает квартиру, живёт впроголодь, он пропился в доску, он не может найти работу, он гений, он думает так, ему так сказали. Хозяин квартиры строго указывает мальчишке на то, что он босиком и требует, чтобы мальчишка убрался вон — он пьян, от него плохо пахнет, и к тому же он собрался читать вслух какое-то своё произведение, чтобы на нём сосредоточилось внимание, а не на хозяине. У мальчишки вырвали рукопись, кинули куда-то в угол, закрыли мальчишку на кухне, потому что он рвался набить морду «Солнцу», хозяину квартиры. Он испортил скандалом праздник. Он кричал хозяину: «Ты провинциальное говно и бездарь!» Он не знал ещё тогда, что говно не обязательно должно быть провинциальным. Мальчишка разбил дверное стекло на кухне, посуду, устроил скандал, кричит, плачет и в конце концов его выталкивают на мороз. И он босиком идёт домой по ночному городу. Обмораживает себе ноги. Ну, Мересьева из него не вышло, но болел, валялся долго. Прошло потом. В угаре пьяном чего не сделаешь-то. И как-то так, знаете, странно этот вечер, знаете, его очень, очень сильно отрезвил, знаете. А? (Смеётся.)