Пьер Бомарше - Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.

Примите, посланник-гражданин, самые искренние заверения в благодарности от старого гражданина, подвергающегося гонениям.

Подпись: Бомарше ».

Чудом добравшись до Лондона, так как наш корабль чуть не пошел ко дну, подобно судну с эмигрантами, которое шло следом за нами, я в первой же фразе уже ожидавшего меня письма прочел следующее:

«Если вы читаете это в Англии, возблагодарите на коленях господа бога, ибо он сберег вас!»

Далее следовали точные детали всех происков наших министров, и меня призывали возблагодарить небо главным образом за то, что я не арестован в Голландии , куда был послан чрезвычайный курьер, чтобы увезти меня, связав по рукам и ногам, и весь расчет был на то, что живым до Парижа я не доберусь ; ибо больше всего там боялись моего оправдания, которым я, говорят, слишком угрожал нашим министрам .

Я, не откладывая, написал гражданину де Мольду следующее письмо; умоляю прочесть его со вниманием из-за ответа, который был мною получен не от него, а от одного из моих гаагских друзей.

«Господину де Мольду.

Лондон, сего 7 декабря 1792,

1-го года Французской республики.

Гражданин полномочный посланник!

Инструкции, за которыми мне посоветовали недавно срочно отправиться в Лондон , считая ненадежным посылать их мне в Гаагу , оказались весьма важными. В них обстоятельно излагается план моих врагов. Меня уверяют даже, что они, как только их гнусные козни увенчаются успехом, намерены выслать Вам приказ о моем аресте в Голландии.

Было бы весьма занятно, если бы сей странный министр иностранных дел послал для этого курьера — он, который не направил Вам ни одного нарочного за все время выполнения Вами посольских обязанностей, он, который допустил освобождение фальшивомонетчиков, пальцем не двинув, чтобы этому помешать! И если бы он теперь, уже из корысти, впервые проявил бдительность и возложил на Вас через чрезвычайного курьера самое нелепое поручение к Генеральным штатам, предпочтя расследовать со всей беспощадностью мои дела, в то время как Голландия кишит явными врагами, которых пальцем не трогают и которым она предоставляет мирное убежище, он повел бы себя не менее странно, чем эта держава , покорная прихотям всех других, если бы она сочла, что должна подчиниться постыдному требованию Лебрена!

Но, простите мне болтовню, мой отъезд в Лондон избавит Вас от всех затруднений, если Вы случайно получите такой приказ. Я не нуждаюсь ни в полицейских чинах, ни в конвое, чтобы отправиться в нашу многострадальную столицу, где, в ожидании, пока Конвент даст нам наконец законы, свирепствуют беспорядки. Конвенту в этом мешают, как могут, а я, я убедительно прошу у него в моем обращении охранить мою жизнь от кинжала убийц; затем я тотчас еду, чтобы положить ее под лезвие законов, которым я только и подвластен, ежели виновен в том, в чем меня обвиняют.

Примите почтительный поклон от самого гонимого из граждан.

Подпись: Карон Бомарше ».

Убедившись окончательно в чудовищности разыгрываемого фарса, я возблагодарил небо за то, что оно вновь спасло меня.

Не зная, однако, куда писать моей удрученной и кочующей семье, я поместил в английских газетах «Письмо к моей семье» , которое подверглось такой критике и которое вы можете сейчас перечитать. Французы, столь скорые на суд, теперь уже не истолкуют его как мою попытку уклониться от ответственности. Они уже не сочтут неприличным, что я выразил в нем мое пренебрежение к этому жалкому делу о ружьях (как я его называю) и что я счел декрет обо мне плодом доноса, столь же ложного, сколь и ужасного, — о моей преступной переписке , как там говорится, с Людовиком XVI.

Только так объяснял я себе поспешность курьера , скакавшего по приказу Лебрена день и ночь, чтобы схватить меня в Голландии и со скандалом доставить во Францию , передав с рук на руки в жандармерию, если по пути не случится чудовищной катастрофы и я не буду похоронен неведомо где! Кто мог бы поверить в слепую ярость министров? А ведь их план был именно таков! Мне сообщали это из Парижа .

Министр Лебрен, которому лучше всякого другого известно, как болтливы газетчики, — опасаясь не без оснований, чтобы они не разгласили приказ о моем аресте, поторопился отправить в Гаагу нарочного, уповая насладиться тем, что будет первым, кто мне об этом сообщит. Но, по счастью, искусство предугадывать действия злодеев столь же усовершенствовалось, сколь их искусство маскироваться!