Пьер Бомарше - Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.

«Покончим с неясностью!

Вопрос, который ты ставишь: «Будет ли дан столько раз обещанный и так и не предоставленный залог?» — относится к тем вопросам, на которые я не могу и не должен отвечать.

Я, прежде всего, должен получить окончательный ответ на вопрос: были ли выполнены обязательства, предусмотренные первой и второй сделкой? Ничто не говорит об этом в письмах и документах, имеющихся в деле».

Следует сообщить моим читателям, что премудрый Г. (который до того, как стать столоначальником, прислуживал химику у горна) не подчеркивал фразы, как это сделано в моей копии его ответа, но писал их черными чернилами, тогда как все послание было начертано красными. Как ни старайся человек науки, ему не замаскироваться! Гюден ответил незамедлительно.

«Ты отвечаешь на мой вопрос вопросом — это не ответ. А меж тем ты говоришь: «Покончим с неясностью!» Разве то, о чем я спрашиваю, не ключ к делу? Если это требование не будет удовлетворено, дело проиграно. Тем ли, кто ставит препоны, спрашивать, выполнены ли обязательства? Если имеющейся у тебя переписки недостаточно, чтобы ты мог разобраться, тебе не все передали .

У человека, интересы которого я защищаю, вся переписка в целости и сохранности . Она однажды уже спасла ему жизнь и обеспечила свидетельства в незапятнанной гражданской благонадежности. Хочу верить, что она окажется ему полезной и в этом случае.

Всякий, кто подойдет к этой переписке нелицеприятно, прочтет ее к вящей его славе!

Сверх того, если ты доискиваешься правды, скажи мне напрямик, в невыполнении каких обязательств по первой, как и по второй купчей ты мог бы его упрекнуть? »

Гурон [53] Гурон — герой философской повести Вольтера «Гурон, или Простак»; будучи воспитан среди дикарей, он проявляет необычайную непосредственность и наивность, попадая из-за этого в нелепейшие ситуации. Символ естественного ума, не испорченного цивилизацией. не ответил; зато он составил прекрасное письмо к де Мольду за подписью Паша, где говорится о генерал-майоре Лаоге и обо мне и где обнаруживается, как я уже показал, какая каша была в голове у того, кто создал этот шедевр неосведомленности. Я прошу у Паша прощения за эту характеристику. Но кто велел ему подписывать письмо безумца? И этому г-ну Г. поручают разобраться в деле столь важном, — ему, не имеющему половины документов, не соображающему, ни что он читает, ни что он пишет; и он, человек, который совершенно не в курсе дела, хочет тем не менее (как он открыто похвалялся) разорвать договор, хотя ничего о нем не знает, не знает даже, каковы его статьи; он готовит мое обвинение, поражавшее меня своей вздорностью, пока до меня не дошло, что это дело рук Лельевра.

О боже! как трудна и длинна защита против самых нелепых нападок, если не хочешь ничего упустить! Поспешим, покончим с этим. Недостаток интереса убивает любопытство.

Возобновляю мою печальную повесть.

Первого декабря приносят мне гаагскую газету, и я читаю следующую статью:

«Париж, сего 23 ноября 1792 года.

Вчера был издан декрет, которым отдавалось 120 приказов об аресте. В связи с этим здесь вчера опечатывали имущество преступников, в частности, в доме Бомарше, участника и члена клики заговорщиков, который писал разные письма Людовику XVI ».

Далее шел обзор дела о ружьях, вышедший из-под руки мастера… Гонена. Вам будет вручена эта выписка из газеты, переведенная одним лондонским присяжным нотариусом и законным образом заверенная г-ном Шовленом , полномочным посланником Франции.

Я посмеивался, читая, и говорил: «Люди повсюду жаждут знать, что происходит в Париже, и вот газетчики утоляют их жажду такими ложными новостями». Но некоторые друзья, настроенные весьма доброжелательно, пришли ко мне и предупредили, что, если я хочу узнать самое ужасное для себя, мне необходимо, не теряя ни минуты, ехать в Лондон, поскольку друзья не решаются писать мне об этом в Гаагу и т. д.

Я побежал к г-ну де Мольду предупредить его, что немедленно уезжаю в Лондон, но скоро вернусь. Я был приглашен к ужину и ждал у него в гостиной. Ему вручили пакет, и он направился к Великому пенсионарию. Я ушел, не дождавшись его, и назавтра написал ему следующее:

«С пакетбота, увозящего меня в Лондон, сего 2 декабря 1792,

1-го года Французской республики.

Гражданин полномочный посланник!

Весьма странное сообщение, затрагивающее меня лично, которое я прочел вчера в голландской газете, побудило меня выехать в Амстердам ; но подтверждение этого сообщения, полученное двумя друзьями из разных источников, а также совет, исходивший от одного из них, отправиться в Англию, если я хочу узнать самые важные подробности гнусности, затеваемой против меня в Национальном конвенте , заставили меня тут же выехать вместо Амстердама в Лондон. Я хотел иметь честь лично поставить Вас в известность об этом решении, но мне сказали, что Вы находитесь у г-на Великого пенсионария . Меня обвиняют в переписке с Людовиком XVI. Этот злодейский умысел против меня связан с мошеннической операцией. Мне за всю мою жизнь не доводилось писать этому монарху, если не считать первого года его царствования, свыше восемнадцати лет тому назад. Как только я пойму в Лондоне , в чем суть дела, я тотчас выеду в Париж , ибо пора уже осведомить обо всем Национальный конвент , или вернусь в Гаагу , чтобы мы покончили с нескончаемым делом о терверских ружьях.