Леонид Зорин - Варшавская мелодия

Что тут смешного?

ГЕЛЯ. Я заметила, человек интересуется временем в самый неподходящий момент.

ВИКТОР (хмуро) . Не знаю. Не обращал внимания.

ГЕЛЯ. Слушай, я тебя развеселю. Один раз отец нагрузил телегу большой копной сена. В этой копне были спрятаны евреи. Я должна была довезти их до другого села. И только меня отпустил патруль — мы не проехали даже два шага, — из копны высовывается голова старика, в белой бороде зеленая травка, и он спрашивает: который час? Матерь божья, я еще вижу патруль, а ему нужно знать — который час?

ВИКТОР. Ты меня очень развеселила. Тебя убить могли. Или — хуже…

ГЕЛЯ. Что может быть хуже?

ВИКТОР. Ты знаешь сама.

ГЕЛЯ (мягко, не сразу) . Ты чудак, Витек.

ВИКТОР. Перестань. Какой я чудак?

ГЕЛЯ. Зачем ты злишься? Я люблю чудаков. С ними теплее жить на свете. Когда-то в Варшаве жил такой человек Франц Фишер, мне о нем рассказывал отец. Вот он был чудак. Или мудрец. Это почти одно и то же. Знаешь, он был душой Варшавы. Она без него осиротела.

Голос, усиленный микрофоном: «Вызывает Варшава. Кабина шесть. Варшава на проводе — шестая кабина».

Это — меня.

Голос: «Варшава — кабина шесть».

Подожди, я — быстро. (Убегает.)

Виктор закуривает. Ждет. Голос: «Вызывает Прага — кабина два. Прага на проводе — вторая кабина.

Вызывает София — кабина пять. София, София — пятая кабина». Виктор тушит папиросу. Возвращается Геля.

ГЕЛЯ. Как было хорошо слышно. Как будто рядом.

ВИКТОР. С кем ты говорила?

ГЕЛЯ. Витек, разве ты не видишь, я хочу, чтоб ты мучился и гадал.

ВИКТОР. Ты сама мне сказала, что мать уехала к тетке в Радом.

ГЕЛЯ. Ты знаешь, Радом — это удивительный город. Его называют — столица сапожников. Когда-нибудь я поеду в Радом и мне сделают такие туфли, что ты тут же пригласишь меня в Гранд-отель.

ВИКТОР. Если она в Радоме, с кем же ты говорила?

ГЕЛЯ. О, трагическая русская душа. Она сразу ищет драму.

ВИКТОР. Если пани предпочитает комедию, она может не отвечать.

ГЕЛЯ. Я еще не пани. Я панна. Альбо паненка.

ВИКТОР. Прости, я ошибся.

ГЕЛЯ. И я ошиблась. Я думала, у нас будет такой легкий приятный роман.

ВИКТОР. Не самая роковая ошибка.

ГЕЛЯ (смиренно) . Добже. Я сознаюсь. Успокойся. Это был молодой человек.

ВИКТОР. Как его зовут?

ГЕЛЯ. Какая разница? Предположим, Тадек.

ВИКТОР. А фамилия?

ГЕЛЯ. Езус Кристус! Дымарчик. Строняж. Вечорек. Что тебе говорит его фамилия?

ВИКТОР. Я хотел знать твою будущую, вот и все.

ГЕЛЯ. Для концертов я оставлю свою. Ты будешь посетить мои концерты?

ВИКТОР. Посещать.

ГЕЛЯ. Посетить, посещать, — какой трудный язык!

Короткая пауза.

Витек, а если я говорила с подругой? Такой вариант тоже возможен.

ВИКТОР. Почему я должен верить в такой вариант?

ГЕЛЯ. Хотя бы потому, что он более приятный. Который час?

ВИКТОР. Действительно, в самый неподходящий момент.

ГЕЛЯ. Я же тебе говорила. О, как поздно. Скоро двенадцать. Или лучше — скоро полночь. Так более красиво звучит. Более поэтично. В полночь общежитие закрывают и девушек не хотят пускать.

ВИКТОР. Пустят. Я тебе обещаю.

ГЕЛЯ. Идем, Витек. Ты проводишь меня до дверей и скажешь мне: до свидания. Это прекрасное выражение. Так должны прощаться только влюбленные, правда? До свидания. Мы прощаемся до нового свидания. Несправедливо, что точно так же прощаются все. Влюбленных постоянно обкрадывают.

ВИКТОР. Это идиотизм — сейчас прощаться. Просто неслыханный идиотизм. А что, если я пойду к тебе? Попрошу эту Веру, чтоб она побряцала на арфе.

ГЕЛЯ. Нет, все-таки ты чудак. Такое мое счастье — отыскать чудака. После войны их почти не осталось. Должно быть, их всех перестреляли.

ВИКТОР. Честное слово, иду к тебе в гости. Не прогоните ж вы меня. Может, еще напоите чаем. Ну? Решено?

ГЕЛЯ (смеясь) . У тебя сейчас вид, как в поговорке… пан или пропал?

ВИКТОР (почти серьезно) . Пан пропал.

Свет гаснет. Снова — свет. Музей. Статуи и картины.

ГЕЛЯ. Только что была Москва и — вот… В каком мы веке? Витек, это чудо. Ты веришь в чудеса?