Леонид Зорин - Варшавская мелодия

ВИКТОР. Не стоит сердиться, будем друзьями.

ГЕЛЯ. Все равно — у вас нет никакого опыта. Даже если вы что-то заметили, вы должны были промолчать. Тогда вы смогли бы когда-нибудь воспользоваться своим открытием. Все-таки куда мы идем?

ВИКТОР (веско) . Я полагаю, мы сходим в кино.

ГЕЛЯ. Я так и знала, что этим кончится. А что нам покажут?

ВИКТОР. Не имею понятия. Мне все равно.

ГЕЛЯ. Хотите сказать, что не будете смотреть на экран?

ВИКТОР. Почему? Буду. Время от времени.

ГЕЛЯ. Вы откровенный человек.

ВИКТОР. От неопытности, должно быть.

ГЕЛЯ. Отец меня предупреждал — с кино все начинается.

ВИКТОР. Мы ему не скажем.

ГЕЛЯ. Безусловно не скажем. Его уже нет.

ВИКТОР. Простите.

ГЕЛЯ. Что с вами делать, прощаю. Когда взяли Варшаву, мы перебрались в деревню, но его это не спасло. (Неожиданно.) Что бы вы сделали, если б я не пришла?

ВИКТОР. Явился бы в общежитие.

ГЕЛЯ. Это хорошо. Это значит — у вас есть характер. Почему вы стали такой серьезный? Лучше мы переменим тему. Теперь вы знаете, что я сирота и меня обидеть нельзя. Как надо правильно — обидеть или обижать?

ВИКТОР. Можно и так и так.

ГЕЛЯ. И так и так — нельзя. Нельзя обижать.

ВИКТОР. Я ведь — тоже. У меня и матери нет.

ГЕЛЯ. Бедный мальчик… И он убежден, что счастливчик.

ВИКТОР. Конечно, счастливчик. Это уж факт. Сколько не дожило, а я дожил. Полгода в госпитале и — вот он я. На углу Герцена и Огарева.

ГЕЛЯ. Витек, ни слова больше про войну. Ни слова.

ВИКТОР. Договорились. Миру — мир.

ГЕЛЯ. Если б я знала, вы бы минуты не ждали на этом вашем углу.

ВИКТОР (щедро) . Вот еще… Вы опоздали по-божески. Я приготовился ждать полчаса.

ГЕЛЯ. Так много?

ВИКТОР. Девушки это любят.

ГЕЛЯ. Але то есть глупство. Просто глу-пость. Зачем испортить настроение человеку, если ты все равно придешь. Я читала: точность есть вежливость королей.

ВИКТОР (с лукавством) . И королев.

ГЕЛЯ. Каждая женщина — королева. Это надо понимать раз навсегда.

ВИКТОР. Вы хотите сказать — понять раз навсегда.

ГЕЛЯ. Добже, добже. Вы всегда лучше знаете, что я хочу сказать.

Свет гаснет.

Снова свет. Пустой зал. Переговорный пункт. Доносится голос, усиленный микрофоном: «Будапешт, третья кабина. Будапешт на проводе, третья кабина».

ВИКТОР. С кем ты собираешься говорить?

ГЕЛЯ. Если пан позволит, с Варшавой.

ВИКТОР. А точнее?

ГЕЛЯ. Пусть это будет тайна. Маленькая тайна освежает отношения.

ВИКТОР. Рано ты начала их освежать.

ГЕЛЯ. Это никогда не бывает рано. Это бывает только поздно.

ВИКТОР. В конце концов, это твое дело.

ГЕЛЯ. На этот раз пан прав.

ВИКТОР (оглядевшись) . Здесь не слишком уютно.

ГЕЛЯ. Зато тепло. Когда будут страшные морозы и мы совсем превратимся в ледышечки, мы будем сюда приходить и делать вид, что ждем вызова.

ВИКТОР. Тебе надоело ходить по улицам. Я тебя понимаю.

ГЕЛЯ. Витек, не унывай. Мы нищие студенты. Я бедненькая, зато молоденькая и у меня… как это… свежий цвет лица.

ВИКТОР. Обидно, что я не в Москве родился. По крайней мере, был бы свой угол.

ГЕЛЯ. Я охрипла. Я не знаю, как буду разговаривать.

ВИКТОР. Совсем не охрипла. Голос как голос.

ГЕЛЯ. Ты не знаешь, меня лечили два дня. Меня закутали в два одеяла. Потом мне давали чай с малиной. Потом аспирин. Потом я пылала. Как грешница на костре. Потом я не выдержала и сбросила с себя все. Это был восторг. Я лежала голая, ела яблоко, Вера играла на арфе — все было, словно в раю.

ВИКТОР. Жаль, меня там не было.

ГЕЛЯ. Старая история. Стоит создать рай, появляется черт. Ты и так во всем виноват. Из-за тебя я потеряю голос и погублю свою карьеру. Певица не может быть легкомысленной.

ВИКТОР. Ты никогда не была легкомысленной.

ГЕЛЯ. Альбо ты управляешь своим темпераментом, альбо он управляет тобой.

Виктор наклоняется и целует ее в щеку.

Браво, браво.

ВИКТОР. Могу повторить. (Стараясь скрыть смущение.) А который час?

Геля смеется.