Иоганн Гете: Эгмонт

Зоост.Потому-то каждый бюргер обязан владеть оружием.

Иеттер.В первую очередь семейный. И все-таки я предпочитаю слушать о солдатах, нежели смотреть на них собственными глазами.

Бойк.Это уж, кажется, в мой огород.

Иеттер.Я не об вас говорю, земляк. Мы только и вздохнули, как разделались с испанцами.

Зоост.Видать, тебе с ними туго пришлось.

Иеттер.Придержи язык.

Зоост.Много, что ли, они навольничали, когда у тебя стояли?

Иеттер.Молчать, говорят тебе.

Зоост.Прогнали тебя из кухни, из погреба, из дому, а главное, из постели.

Смеются.

Иеттер.Ох, дурья твоя башка!

Бойк.Мир, господа! Неужто солдату пить за мир? Ну, а если вы об нас и слышать не хотите, пейте за собственное свое здоровье, за здоровье мирных бюргеров.

Иеттер.Что ж, охотно! За безопасность и покой!

Зоост.За свободу и порядок!

Бойк.Идет! С удовольствием присоединяемся.

Чокаются и весело повторяют последние слова, но каждый говорит другое и на свой лад, отчего получается нечто вроде канона. Старик прислушивается и наконец вступает в общий хор.

Все.За безопасность и покой! За свободу и порядок!

Маргарита Пармскаяв охотничьем платье. Придворные. Пажи. Слуги.

Правительница.Отставить охоту, сегодня я на коня не сяду. И позовите ко мне Макиавелли [9] Макиавелли. — В окружении Маргариты Пармской действительно был придворный, носивший такое имя. Создавая этот образ, Гете наделил Макиавелли чертами хитрого и коварного политика, который был описан итальянским гуманистом Никколо Макиавелли (1469–1527) в его книге «Государь». .

Все уходят.

Мысль об этих страшных событиях не дает мне покоя! Ничто меня не радует, ничто не веселит. Никуда мне не деться от этих образов, не уйти от забот. Король скажет — вот они, плоды твоего мягкосердечия, твоей снисходительности. И все же совесть говорит мне, что в каждое из роковых мгновений я поступала разумно и правильно. Неужто надо было мне порывом гнева раздуть огонь так, чтобы он вспыхнул повсеместно? Я надеялась, что не дам ему распространиться, что он заглохнет сам собою. Да, все, что я говорю себе, все, что я знаю, служит мне оправданием, но как на это посмотрит мой брат? Я не вправе отрицать — наглость чужеземных проповедников [10] …наглость чужеземных проповедников… — Имеется в виду пропаганда сторонников реформации церкви, боровшихся против римского папы и католицизма. росла день ото дня; они глумились над нашей святыней, они пробудили темные чувства черни, заразили ее духом лжи и сумасбродства. Грязные люди затесались в толпу смутьянов, и свершились ужасные деяния, о которых и подумать-то страшно, а я теперь должна сообщать о них испанскому двору подробно и незамедлительно, дабы молва меня не опередила, дабы король не подумал, что от него таят еще более страшное. Как мне одолеть это зло, не знаю, то ли жестокой расправой, то ли милосердием. Мало значим мы, сильные мира сего, в волнах житейского моря. Нам кажется, что мы властвуем над ними, а они возносят и низвергают нас, подхватывают и несут то в одну, то в другую сторону.

Входит Макиавелли.

Письма королю уже заготовлены?

Макиавелли.Через час вы сможете скрепить их своей подписью.

Правительница.Отчет изложен достаточно подробно?

Макиавелли.Подробно и обстоятельно, во вкусе короля. Я говорю в нем, что все началось с иконоборческого неистовства, вспыхнувшего в окрестностях Сент-Омера. Далее рассказываю: как обезумевшая толпа с дубинками, ломами и топорами, с веревками и веревочными лестницами, под охраной небольшого отряда своих вооруженных приспешников, ворвалась в часовни, в церкви и монастыри, изгнала верующих, взломала монастырские ворота, все перевернула вверх дном, сорвала алтари, разбила статуи святых, попортила иконы — словом, смела, перебила, разнесла в щепы, растоптала все священное и освященное, что встретилось на ее пути. И еще, как постепенно множилось число этого сброда, и когда жители Иперна распахнули перед ними городские ворота, они с невероятной быстротой разграбили собор и сожгли библиотеку епископа. И дальше: как эта толпа, объятая безумием, двинулась на Менин, Комин, Фервик, Лилль [11] Сент-Омер, Менин, Комин, Фервик, Лилль — фландрские города, из которых первый входит теперь в состав Франции, остальные принадлежат Бельгии. , нигде не встречая сопротивления, и в единый миг чуть ли не вся Фландрия была охвачена небывалым мятежом.