Николай Коляда - Уйди-Уйди

Вода с крыши в тазики капает. Людмила села на стул, плачет. Орёт музыка, парни танцуют, носятся по квартире, тряпьё в чемоданы скидывают.

ТЕМНОТА

ЗАНАВЕС

Поздний вечер. Тихо стало. Напились, надрались, наорались — уснул весь дом. Только собаки выть стали, да солдаты в бане наяривают себя вехотками, моются, смеются, по бане бегают. В квартире перестало капать с потолка. И мыши не шевелятся почему-то, тихо.

Людмила сидит на диване, гладит спящую Энгельсину, в окно смотрит, слёзы вытирает. Марксина не спит, игрушку в руке зажала, смотрит в темноту широко открытыми глазами, что-то тихо бормочет. Валентин спит на раскладушке на кухне — там темно. Двери в коридор из всех комнат открыты, в ту комнату, где квартиранты были — тоже. Видны следы поспешного отъезда: на полу бумага, разноцветные пакеты валяются. Свет горит только в коридоре, освещает стол, который вытащили из комнаты. На столе — остатки пиршества, грязные тарелки. Вокруг стола — разбросанные стулья, пустые бутылки.

Анжелика и Евгений в той комнате, где вещи, сидят на сундуке, в темноте. На полу — графин с самогоном, тарелка с едой.

АНЖЕЛИКА. (Улыбается, смотрит в тёмное окно.) Хорошие были парни. Жалко их. Я с ними болтала, курила на кухне и в подъезде. Такие смешные. Уехали. Америка! А чего? Они там потанцуют и долларов заработают, и будут жить.

ЕВГЕНИЙ. Ты ещё и куришь? Ну, чётко!

АНЖЕЛИКА. Я ещё и курю. Тебе-то что? Ступай в свою роту уже. (Наливает, пьёт.)

ЕВГЕНИЙ. Постой. Давай, заново, с начала.

АНЖЕЛИКА. (Хохочет.) Да прямо что. Нужен ты. Такого добра — найдём.

ЕВГЕНИЙ. Ишь, как заговорила. Я к тебе со всей любовью, а ты?

АНЖЕЛИКА. (Смотрит в окно.) Какие хорошие были. Два Серёги. Оба с кольцами. Я ему говорю: «Серёга, а чего это у тебя кольцо?» А он страшные глаза сделал, смеётся и говорит: «У меня не кольцо, а серёжка! В честь моего друга Серёжки у меня серёжка! Потому что мой друг Серёжка помер, и, если кто слово скажет — тот пойдёт к Серёжке на небо, вот так!» (Хохочет.) И всё переживал, что у них в комнате окна не на солдатскую баню выходят! Смешные были. Жалко. Америка, да. Какие хорошие, а?

ЕВГЕНИЙ. Они пидерштейны. Пидерштейны везде своё чётко заработают. Мафия «голубая» кругом, я знаю, по телевизору много раз говорили — мафия. Ноги бы им пообрывать, вот! Хотел я им сразу в рожу дать, да потом передумал, ладно — думаю.

АНЖЕЛИКА. (Вздохнула.) Дурак же ты. Какой ты дурак, а? Почему такой дурак на свете живёт? И трус. Ты же всё жрал, что они притащили, всё пил, а теперь… Ты же с ними сидел в обнимку, пил на прощание, разговаривал, спорил, кто лучше — баба или мужик, а теперь вдруг — на? Ну, человек, а? (Смеётся.)

ЕВГЕНИЙ. Я с ними говорил, потому что мне надо было выпы-ты-тать.

АНЖЕЛИКА. Да чего выпы-ты-тать-то?

ЕВГЕНИЙ. А может, они — наймиты капитала. Они — шпионы американские и хотят секреты про наш городок про военный увезти с собой в Америку, про установку «Град» про мою, поняла?

АНЖЕЛИКА. (Смеётся.) Да прямо что. Да кому твоя установка «Град» нужна? Задницу подтереть разве что.

ЕВГЕНИЙ. Нужна! Всем нужна! Тебе тоже не скажу. Ты тоже, может, шпионка, шпионша, вот так, да! Казачок-то засланный, так, нет? Конечно!

АНЖЕЛИКА. Трусятина ты. Ты только за глаза можешь тявкать.

ЕВГЕНИЙ. Кто — я? Я?!

АНЖЕЛИКА. Ты. Смесь шакала с зайцем ты.

ЕВГЕНИЙ. Мы ещё чётко с тобой потом поговорим на эту тему.

АНЖЕЛИКА. Поговорим, ага. Думаешь, боюсь тебя? Прямо что. Я тут таких видела-перевидела, Женьшеньчик, не тебе чета.

ЕВГЕНИЙ. Пьяная стала.

АНЖЕЛИКА. Пьяная, да соображаю. И имей в виду: я мамкина дочка, вся в неё, гены у меня от неё, так что — рука у меня тяжелая, характер ндравный, смотри! (Смеётся.)

ЕВГЕНИЙ. Чего ты всё смеёшься?

АНЖЕЛИКА. А чтоб ты спросил.

ЕВГЕНИЙ. Чего смеёшься, говорю?!

АНЖЕЛИКА. Чего? А того, что много у нас диковин, каждый бамбук — Бетховен.

ЕВГЕНИЙ. Отвечай, сказал?!

АНЖЕЛИКА. (Смеётся.) «Нищё не знаю, технищкой работаю!»

ЕВГЕНИЙ. (Помолчал.) Она дура, твоя мать, поняла? Дура набитая!

АНЖЕЛИКА. Ты ещё раз пискни на мою мамку, я тебе бошку скручу. Первое предупреждение сделала. Ты мою мамку не знаешь, про нашу жизнь ничего знать тоже не можешь, про всё, что с нами было — тоже, так что — убейся веником, Женьшеньчик.

ЕВГЕНИЙ. Она же тебя бьёт.

АНЖЕЛИКА. Пусть бьёт. Заработала.

Курит, пьёт. Достала из-под кровати бинокль, смотрит в сторону бани. Евгений пьяно мотает головой, стучит кулаком по колену.