Михаил Булгаков - Дни Турбиных

Господин доктор, будьте так любезны... (нем.)

Готово (нем.).

Сию минуту (нем.)

До свидания! (нем.)

...играют менуэт Боккерини. — Боккерини Луиджи (1743-1805) — итальянский композитор и виолончелист.

Вот комиссия, Создатель... — Ср. с репликой Фамусова из «Горя от ума»: «Что за комиссия, Создатель...» В первой редакции после этого реплика Алексея: «В особенности когда у этой сестры симпатичный муж».

...милые мужички сочинения графа Льва Толстого! — Во второй редакции: «А мужички там еще... Вот эти самые богоносцы окаянные, сочинения господина Достоевского».

В первой редакции:

«А л е к с е й. Зачем, объясни, пожалуйста, Трактир понадобилось охранять? Ведь Петлюры там не может быть?

М ы ш л а е в с к и й. Ты Достоевского читал когда-нибудь?

А л е к с е й. И сейчас, только что. Вон „Бесы" лежат. И очень люблю.

Н и к о л к а. Выдающийся писатель земли русской.

М ы ш л а е в с к и й. Вот. Вот. Я бы с удовольствием повесил этого выдающегося писателя земли.

А л е к с е й. За что так строго, смею спросить?

М ы ш л а е в с к и й. За это — за самое. За народ-богоносец. За сеятеля, хранителя, землепашца и... впрочем, это Апухтин сказал.

А л е к с е й. Это Некрасов сказал. Побойся Бога.

М ы ш л а е в с к и й (зевая). Ну и Некрасова повесить. <...>

А л е к с е й. Кто ж там под Трактиром все-таки?

М ы ш л а е в с к и й. А вот эти самые достоевские мужички, богоносцы окаянные. Все, оказывается, на стороне Петлюры».

Я бы всю эту вашу газетную шваль... — Даже гетман П. П. Скоропадский признавал, что «на Украине не было ни одной хорошей, то есть действительно серьезной газеты, разбиравшейся в данной обстановке и понимавшей свою задачу в такую трудную историческую минуту» ( Скоропадский П. П. С. 57).

Взял я этого толстовского хрена... — Во второй редакции: «Взял я этого богоносного хрена...»

...сбегаешь в царство небесное. — Во второй редакции далее: «Святой землепашец версты полторы летел как заяц».

Трактирный завсегдатай. — Л. С. Карум в своих воспоминаниях «Рассказ без вранья» так отзывался о Мышлаевском: «Во-первых, Сынгаевский (под фамилией Мышлаевский) — это был студент, призванный в армию, красивый и стройный, но больше ничем не отличавшийся. Обыкновенный собутыльник. В Киеве он на военной службе не был, затем познакомился с балериной Нежинской, которая танцевала с Мордкиным, и при перемене... власти в Киеве, уехал на ее счет в Париж, где удачно выступал в качестве ее партнера в танцах и мужа, хотя был на двадцать лет моложе ее». Вообще отзывы Карума об окружении Булгакова крайне субъективны и злы. Впрочем, и во времена киевские Булгаков все это от Карума слышал, что видно из следующей реплики Тальберга (первая редакция): «Я органически не выношу эту трактирную физиономию... Как только появляется господин Мышлаевский, появляется водка, казарменные анекдоты и прочее. Я совершенно не понимаю Алексея... Среди всех этих Шервинских и Мышлаевских Алексей сам сопьется» (ОР РГБ, ф. 562, к. 71).

Между тем сам Булгаков о Мышлаевском сказал так:

«Мышлаевский — выдумка, хотя в основе лежит фигура одного офицера» (ОР РГБ, ф. 218, № 1269, ед. хр. 6, л. 1).

Скажи мне, кудесник, любимец богов... — Популярная солдатская песня времен Первой мировой войны на слова «Песни о вещем Олеге» Пушкина, но с припевом:

«...чтобы наши мужички не заболели московской болезнью». — В первой редакции: «...чтобы наши богоносцы не заболели бы московской болезнью.

М ы ш л а е в с к и й. Аа... Богоносцы... Достоевский. Смерть моя. Слышал. Вот кого повесить. Достоевского повесить! <...>

А л е к с е й. Он был пророк! Ты знаешь, он предвидел все, что получится. Смотрите, вон книга лежит — „Бесы". Я читал ее как раз перед вашим приходом. Ах, если бы это мы все раньше могли предвидеть! Но только теперь, когда над нами стряслась такая беда, я начал все понимать...»

Кафейная армия!.. У него, у мерзавца, валюта в кармане. — Булгаков дает абсолютно точную характеристику разложившемуся офицерству. А вот мнение П. П. Скоропадского по этому вопросу: «...Далеко не все офицерство отозвалось на призыв идти на защиту городов или в особый корпус... Многие офицеры с целью наживы устроились в Киеве... В то время Киев особенно был городом самой беззастенчивой спекуляции... Очень многие офицеры... бросались на всякие прибыльные авантюры, иногда совсем несовместимые с офицерским званием, и наживали большие деньги. Такие офицеры уже не годились для боевой службы... Они изобретали всевозможные отговорки, лишь бы только не отозваться на призыв... Они много, много принесли вреда...» ( Скоропадский П. П. С. 98). Казалось бы, оценки офицерства совпадающие, но Булгаков в том и упрекает гетмана, что разложение офицеров началось после их невостребования своевременного гетманской властью, которая более всего боялась именно возрождения боеспособной русской армии.