Михаил Булгаков: Дни Турбиных

«Сим имею честь известить о том, что я не согласен на удаление Петлюровской сцены из пьесы моей „Белая гвардия".

Мотивировка: Петлюровская сцена органически связана с пьесой.

Также не согласен я на то, чтобы при перемене заглавия пьеса была названа „Перед концом".

Также не согласен я на превращение 4-актной пьесы в 3-актную.

Согласен совместно с Советом Театра обсудить иное заглавие для пьесы „Белая гвардия".

В случае, если Театр с изложенным в этом письме не согласится, прошу пьесу „Белая гвардия" снять в срочном порядке» (Музей МХАТ, № 17893).

Очевидно, руководство Художественного театра уже было осведомлено о начавшемся против Булгакова политическом (пока!) терроре (заявление писателя в ОГПУ о возврате ему его рукописей и дневника осталось без ответа, что было плохим предзнаменованием) и столь резкое его письмо восприняло довольно спокойно. В. В. Лужский ответил писателю обстоятельно и в доброжелательном тоне (письмо без даты):

«Милый Михаил Афанасьевич!

Что такое, какая Вас, простите, муха еще укусила?! Почему, как? Что случилось после вчерашнего разговора при К. С. и мне... Ведь вчера же сказали и мы решили, что „петлюровскую" сцену пока никто не выкидывает. На вымарку двух сцен Василисы Вы сами дали согласие, на переделку и соединение двух гимназических в одну тоже, на плац-парад петлюровский (!) с Болботуном Вы больших возражений не предъявляли! (выделено нами. — В. Л.) И вдруг на-поди! Заглавие же Ваше остается „Семья Турбиных" (по-моему, лучше Турбины...). Откуда пьеса станет трехактной? Две сцены у Турбиных — акт; у Скоропадского — два; гимназия, Петлюра, Турбины — три, и финал у Турбиных опять — четыре!..

Что Вы, милый и наш МХАТый Михаил Афанасьевич? Кто Вас так взвинтил?..» (ИРЛИ, ф. 369, № 48).

Но вскоре «взвинтиться» пришлось всему театру, и прежде всего всем тем, кто участвовал в постановке пьесы. 24 июня состоялась первая закрытая генеральная репетиция. Присутствовавшие на ней заведующий театральной секцией Реперткома В. Блюм и редактор этой секции А. Орлинский выразили свое неудовлетворение пьесой и заявили, что ее можно будет поставить этак «лет через пять». На следующий день на состоявшейся в Реперткоме с представителями МХАТа «беседе» чиновники от искусства сформулировали свое отношение к пьесе как к произведению, которое «представляет собой сплошную апологию белогвардейцев, начиная со сцены в гимназии и до сцены смерти Алексея включительно», и она «совершенно неприемлема, и в трактовке, поданной театром, идти не может». От театра потребовали сделать сцену в гимназии так, чтобы она дискредитировала белое движение и чтобы в пьесе было больше эпизодов, унижающих белогвардейцев (ввести прислугу, швейцаров и офицеров, действующих в составе армии Петлюры и т. п.). Режиссер И. Судаков пообещал Реперткому более определенно показать наметившийся среди белогвардейцев «поворот к большевизму». В конечном итоге театру было предложено доработать пьесу (см.: Булгаков М. А. Пьесы 20-х годов. Театральное наследие. Л., 1989. С. 522).

Характерно, что Булгаков ответил на это явно организованное давление на театр со стороны Реперткома (фактически со стороны ОГПУ, где «дело Булгакова» росло как на дрожжах) повторным заявлением на имя председателя Совнаркома (24 июня) с требованием возвратить ему дневник и рукописи, изъятые сотрудниками ОГПУ (ответа не последовало).

Пьеса и ее автор постепенно стали привлекать все большее внимание как ее противников, так и сторонников. 26 июня друг Булгакова Н. Н. Лямин написал драматургу эмоциональное письмо, в котором просил не уступать больше ничего, поскольку «театр уже достаточно коверкал пьесу», и умолял не трогать сцену в гимназии. «Ни за какие блага мира не соглашайся пожертвовать ею. Она производит потрясающее впечатление, в ней весь смысл. Образ Алеши нельзя видоизменять ни в чем, прикасаться к нему кощунственно...» (Творчество Михаила Булгакова. СПб., 1995. Кн. 3. С. 208).

И тем не менее театр прекрасно понимал (да и автор, с большим раздражением), что во имя спасения пьесы переделки ее необходимы. В письме режиссеру А. Д. Попову (постановщику «Зойкиной квартиры» в Вахтанговском театре) Булгаков вскользь коснулся и мхатовских проблем: «Переутомление действительно есть. В мае всякие сюрпризы, не связанные с театром (обыск был теснейшим образом „связан с театром". — В. Л.), в мае же гонка „Гвардии" в МХАТе 1-м (просмотр властями!), в июне беспрерывная работишка (возможно, Булгаков несколько смещает время из-за забывчивости. — В. Л.)... В августе же всё сразу...»