Уильям Шекспир - Комедии

Я лечу луны быстрей,

Я служу царице фей,

Круг в траве кроплю росой. [97]

Буквицы – ее конвой.

Видишь золотой наряд?

Пятнышки на нем горят:

То рубины, цвет царицы, —

В них весь аромат таится.

Для буквиц мне запас росинок нужен —

Вдеть каждой в ушки серьги из жемчужин.

Прощай, дух-увалень! Лечу вперед.

Сюда ж царица с эльфами придет.

Пэк

Мой царь здесь ночью будет веселиться, —

Смотри, чтоб с ним не встретилась царица!

Он на нее взбешен, разгневан – страх!

Из-за ребенка, что при ней в пажах

(Похищен у индийского султана). [98]

Она балует, рядит мальчугана,

А Оберон-ревнивец хочет взять

Его себе, чтоб с ним в лесах блуждать.

Царица же всю радость видит в нем,

Не отдает! С тех пор лишь над ручьем,

На озаренной светом звезд полянке

Они сойдутся – вмиг за перебранки,

Да так, что эльфы все со страху – прочь,

Залезут в желудь и дрожат всю ночь!

Фея

Да ты… не ошибаюсь я, пожалуй:

Повадки, вид… ты – Добрый Малый Робин?

Тот, кто пугает сельских рукодельниц,

Ломает им и портит ручки мельниц,

Мешает масло сбить исподтишка,

То сливки поснимает с молока,

То забродить дрожжам мешает в браге,

То ночью водит путников в овраге;

Но если кто зовет его дружком —

Тем помогает, счастье вносит в дом.

Ты – Пэк?

Пэк

Ну да, я – Добрый Малый Робин,

Веселый дух, ночной бродяга шалый.

В шутах у Оберона я служу…

То перед сытым жеребцом заржу,

Как кобылица; то еще дурачусь:

Вдруг яблоком печеным в кружку спрячусь,

И лишь сберется кумушка хлебнуть,

Оттуда я к ней в губы – скок! И грудь

Обвислую всю окачу ей пивом.

Иль тетке, что ведет рассказ плаксиво,

Трехногим стулом покажусь в углу:

Вдруг выскользну – тррах! – тетка на полу.

Ну кашлять, ну вопить! Пойдет потеха!

Все умирают, лопаясь от смеха,

И, за бока держась, твердит весь хор,

Что не смеялись так до этих пор…

Но, фея, прочь! Вот царь. Ступай отсюда.

Фея

А вот она! Ах, не было бы худо!

Входят с одной стороны Оберонсо своей свитой, с другой Титаниясо своей. Оберон

Не в добрый час я при сиянье лунном

Надменную Титанию встречаю.

Как, это ты, ревнивец Оберон? —

Летимте, эльфы, прочь! Я отрекаюсь

От общества и ложа Оберона.

Постой, негодная! Не я ль супруг твой?

Так, я – твоя супруга! Но я знаю,

Как ты тайком волшебный край покинул

И в образе Корина на свирели

Играл весь день и пел стихи любви

Филлиде нежной. [99] А зачем ты здесь?

Из дальней Индии затем явился,

Что дерзкую любовницу твою,

В котурнах [100] амазонку, нынче в жены

Берет Тезей, и хочешь ты их ложу

И счастие и радость даровать?

Стыдись, стыдись, Титания! Тебе ли

Меня за Ипполиту упрекать?

Я знаю ведь твою любовь к Тезею!

Не ты ль его в мерцанье звездной ночи

От бедной Перигены [101] увела?

Не для тебя ль безжалостно он бросил

Эгмею, [102] Ариадну, [103] Антиопу [104] ?

Все измышленья ревности твоей!

Уж с середины лета мы не можем

Сойтись в лугах, в лесу, у шумной речки,

У камнем обнесенного ключа,

На золотом песке, омытом морем,

Водить круги под свист и песни ветра,

Чтоб криком не мешал ты нашим играм!

И ветры нам напрасно пели песни.

В отместку подняли они из моря

Зловредные туманы. Те дождем

На землю пали. Реки рассердились

И вышли, возгордясь, из берегов.

С тех пор напрасно тянет вол ярмо,

Напрасно пахарь льет свой пот: хлеба

Сгнивают, усиков не отрастив.

Пусты загоны в залитых полях,

От падали вороны разжирели…

Грязь занесла следы веселых игр;

Тропинок нет в зеленых лабиринтах:

Зарос их след, и не найти его!

Уж смертные зимы скорее просят;

Не слышно песен по ночам у них…

И вот луна, властительница вод,

Бледна от гнева, воздух весь омыла

И ревматизмы всюду развела.

Мешаются все времена в смятенье:

И падает седоголовый иней

К пунцовой розе в свежие объятья;

Зато к короне ледяной зимы

Венок душистый из бутонов летних

В насмешку прикреплен. Весна, и лето,

Рождающая осень, и зима

Меняются нарядом, и не может

Мир изумленный различить времен!

Но бедствия такие появились

Все из-за наших ссор и несогласий:

Мы – их причина, мы их создаем.

В твоих руках все изменить: к чему