Алексей Слаповский: Мои печали и мечты (Сборник пьес)

Пауза.

АЗАЛКАНОВ. Что-то не свадебное настроение у нас. Мистер Даунз, мы здоровались или нет?

ДАУНЗ. Здравствуйте.

АЗАЛКАНОВ. Здравствуй, Джон! Кушать хочешь? Потерпи, все будет. Будет много сюрпризов! ( Достает телефон. ) Алло? Васенька? Это я. Как договорились. Через полчаса ты здесь. Десять минут даю тебе, и чтобы все тут блестело и переливалось. Десять минут, я сказал! ( Присутствующим .) А пока… А пока посмотрите все на этого человека, на дядю Ваню Воткина! Многие мечтали оказаться на моей свадьбе, многим я отказал. А дядю Ваню — позвал. С какой стати? Ну, сосед, ну и что? А то, что этот скромный человек, правда, ненавидящий кошек, собак и людей за то, что они топчут цветы, но ведь не убивал же он людей за это… Кошек и собак травил, да, а не пускайте их хозяева на клумбы, не пускайте! И вот этот тихий человек спас меня от смерти. Давным-давно я был мальчик и я захотел умереть. Мамы не стало… Отец… Ну, и любовь несчастная… В общем, я решил. Я шел на этот чердак, чтобы прыгнуть и разбиться, как разбился один пацан за год до этого. И тут дядя Ваня, губитель собак и кошек, спросил меня: эй, паренек, чего плачешь? Чего плачешь, говорит, бубны-козыри? Равнодушно спросил, конечно, но ведь заметил же! И я подумал: даже если в этом придурке — ведь я придурком тебя считал, дядя Ваня, — если даже в этом тихом придурке вдруг нашлось доброе чувство и доброе слово, значит не все еще потеряно! Эти слова твои, дядя Ваня, спасли меня — и спасают всю жизнь. Я — живу.

ЕЛЕНА. Хорошо живешь?

АЗАЛКАНОВ. А почему ирония? Скажи-ка, Джон, вот, например, у вас в Америке возникает такая ситуация: человек был алкоголик и потерян он был для общества, для собственной жены, общество его гонит, жена его гонит, он живет на чердаке, как последний нищий. И вдруг он решил: хватит! Свободная жизнь вредна для здоровья. Он одумался. Если люди с одной извилиной в голове богатеют не по дням, а по часам, то он-то с его умом!.. И через два года он стал богат — ну, или почти богат. Хорошо это? Женя, переведи ему.

МИНУСИНСКИЙ. Он понял.

ДАУНЗ. Ес, ай андестен. Грейт! Ха-ра-шо!

АЗАЛКАНОВ. А вот и нет! По нашим меркам это не хорошо! Жена удивляется, общество в недоумении: чего это он? Брось, мол, не придуривайся, все равно ничего у тебя не выйдет, опять запьешь, опять на чердаке поселишься! На костюм твой с подозрением смотрят, на приличный вид, а вот когда ты пьян, оборван, когда у тебя самого чердак поехал, тогда все в порядке!

ДАУНЗ. Тщердак — поехал?

МИНУСИНСКИЙ ( стучит себя по голове ). Тщердак. Га-ла-фа! Текникал термин.

ДАУНЗ. Фак ю?

МИНУСИНСКИЙ. Ес! Гад дэмет! Щщщит!

ДАУНЗ. Оу-ноу?!

АЗАЛКАНОВ. Итак, выпьем… Черт, выпить пока нечего!..

РАНЯЕВА. Есть, есть! Я как знала…

Быстренько достает из сумки выпивку и еду, расставляет на стульях, раскладывает, разливает с помощью Воткина.

АЗАЛКАНОВ. Поприветствуем и выпьем за дядю Ваню Воткина, моего спасителя и…

ВОТКИН. Спасибо, конечно… А гонять я вас, конечно, гонял. И насчет кошек и собак, бубны-козыри… Но как? Я переселился в этот дом тридцать лет, разведясь с негодяйкой-женой, которая мне изменила, и я с тех пор на женщин не могу смотреть без внутреннего отвращения. И вот посадил я, помню, настурции. Вытоптали! Ладно. Дай, думаю, астры разведу. Развел астры. Это уже лет двадцать пять назад было. На другой год у меня были тюльпаны. А на следующий год у меня на одной клумбе были георгины, на другой калы, на третьей… Что же у меня было на третьей клумбе?… Вот напасть, бубны-козыри!..

АЗАЛКАНОВ. Лена! Витя! Женя! Почувствуйте момент! Мы ведь прощаемся с этим чердаком! Послушайте его тишину! Она такая же, как десять, как двадцать лет назад!.. И запахи те же, и…

РОЗОВ. Какой театр был…

ЕЛЕНА. Слава по всему городу.

МИНУСИНСКИЙ. Сдуру грезилось: в Москву поедем, столицу завоевывать! Как же, новая театральная эстетика, импровизационный театр!

АЗАЛКАНОВ. А давайте покажем? Лена, Женя, Витя! Время есть, давайте покажем! Они же в жизни такого не видели!

ДАУНЗ. Болшой театр. Грейт!

МИНУСИНСКИЙ. Вот именно. Ты восторгайся, это полезно.

Они берут стулья, рассаживаются на помосте перед зрителями.

АЗАЛКАНОВ. Ну? Готовы?

ВОТКИН. Что за пьеса? Кто автор?

АЗАЛКАНОВ. Дайте любой предмет.

РАНЯЕВА. Расческа подойдет?

АЗАЛКАНОВ. Годится! Даже очень! ( Берет у нее расческу .)

НЕВЕСТА. В детдоме это называлось: вшивогонка.

РАНЯЕВА. Ты опять? Не детский дом, а интернат. Я в длительную командировку уезжала, тебя с собой взять не могла. Опять меня попрекаешь?