Уильям Шекспир - Антоний и Клеопатра

Эх, вижу я, что внешние утраты

Ведут к утрате внутренних достоинств:

Теряя счастье, мы теряем ум. —

Коль ты еще способен измерять,

Как с полновесным Цезарем ты мыслишь

Равнять себя, пустышку? Видно, Цезарь

И разум тоже твой завоевал.

Входит придворный.

Посол от Цезаря к царице.

Вот как?

Без церемоний, запросто! — Взгляните,

Как нос воротит от расцветшей розы

Тот, кто перед бутоном падал ниц. —

Впустить его.

(в сторону)

Я, кажется, повздорю

С моею совестью. Служить глупцу

Не значит ли из службы делать глупость?

Однако ж тот, кто своему вождю

Остался верен после пораженья,

Над победившим одержал победу

И тем себя в историю вписал.

Входит Тирей.

Чего желает Цезарь?

Я хотел бы

Сказать тебе о том наедине.

Не опасайся. Здесь мои друзья.

Но и друзья Антония, не так ли?

Ему друзей бы столько, сколько их

У Цезаря, иль ни к чему мы тоже.

Захочет Цезарь, и дружить с ним будет

Наш господин, а стало быть, и мы.

Отлично. — Достославная царица,

Забудь о бедах, — заклинает Цезарь, —

И помни лишь одно: что Цезарь он.

По-царски сказано. Ну, продолжай.

Он знает, что к Антонию в объятья

Тебя толкнула не любовь, но страх.

О!

Честь твоя изранена, и он

Тебя жалеет, зная, что насилье

Тебя покрыло пятнами позора.

Он бог, ему вся истина известна.

Не добровольно честь моя сдалась,

Но сломлена в бою.

(в сторону)

Да неужели?

Проверю у Антония. — Бедняга,

Такую течь ты дал, что нам пора

Бежать, беря пример с твоей дражайшей,

Не то с тобой мы все пойдем ко дну.

(Уходит.)

Что Цезарю сказать, о чем ты просишь?

Едва ли сам не молит он тебя,

Чтоб ты позволила ему быть щедрым.

Он был бы счастлив, если б захотела

Ты сделать посох из его Фортуны

Себе в поддержку. С радостью он примет

Известье, что, Антония отвергнув,

Себя считать ты будешь под защитой

Владыки мира.

Как тебя зовут?

Тирей.

Наиучтивейший посол,

Ты Цезарю великому скажи:

Его победоносную десницу

Целую я коленопреклоненно

И свой венец кладу к его ногам.

Из уст его, которым внемлет мир,

Я приговора для Египта жду.

Вот благороднейшее из решений.

Когда со счастьем мудрость не в ладу,

Ей выгодней довольствоваться малым,

И будет ей случайность не страшна.

Даруй мне честь: знак выполненья долга

Дай на руке твоей запечатлеть.

Когда-то Цезаря отец названый,

О будущих походах размышляя,

Любил играть рукою этой бедной,

Дождь поцелуев падал на нее.

Тирейцелует ей руку.

Входят Антонийи Энобарб.

Что вижу я? Юпитер громовержец! —

Ты кто такой?

Я исполнитель воли

Могущественнейшего из людей,

Того, чьи повеления — закон.

(в сторону)

И всыпят же тебе сейчас.

Эй, слуги! —

Вот как, мерзавец!.. Демоны и боги!..

Где власть моя? Бывало, крикну: «Эй!» —

И взапуски мальчишечьей ватагой

Бегут ко мне цари: «Чего изволишь?».

Оглохли вы?

Входят слуги.

Еще Антоний я.

Взять этого шута и отстегать.

(в сторону)

Да, мучить издыхающего льва

Куда опасней, чем возиться с львенком.

Луна и звезды! — Высечь негодяя!

Да если б два десятка государей,

Подвластных Цезарю… я б их велел…

За дерзкое прикосновенье к этой…

Как звать ее — не Клеопатрой же.

Стегать его, пока, гримасы корча,

Не завопит он о пощаде. Взять!

О Марк Антоний!..

Взять его и высечь!

И привести назад. С моим посланьем

Он к господину своему вернется. —

Слугиуводят Тирея.

Полуотцветшей ты уже была,

Когда с тобой я встретился. Затем ли

Оставил я супружеское ложе,

Не захотел иметь детей законных

От редкостной жены, чтоб надо мной