Владимир Мирзоев - Тавматургия

ОН.Курс молодого бойца?

ОНА.Медицинский осмотр.

ОН.А можно тебя попросить?..

ОНА.Хочешь трахнуться?

ОН.Снять напряжение… Можно?

ОНА.Ну еще бы. Где там у нас посошок?

Энергично спариваются, превращаясь в чудовище о восьми конечностях и о двух головах.

Темница для темных.

ПУ.Гутен морген, соседушка. Вам чифирь в постель или как всегда, нах?

БУ.Не матерись — Богородица плачет.

ПУ.Ох, какие мы стали постные да пресные…

БУ.Не сори, говорю.

ПУ.Интересно, с каких это пор?.. Кстати, слово «хуй» еще пятьсот лет назад означало всего лишь хвою или хвойную иголку, которая, как известно, длинная и зело колючая. Не может эвфемизм, условность Царицу Небесную до слез расстраивать.

БУ.Не понимаю, как это вообще могло случиться. Бред какой-то.

ПУ.Ты про хвою?

БУ.Да про какую хвою?! Я про нас, про наше тут положение.

ПУ.Есть любопытная теория — не помню, кто автор, но точно физик, а не лирик. Все мыслимое не просто возможно — оно реально.

БУ.То есть?

ПУ.То есть — оно происходит, случается, имеет место быть.

БУ. (задумался). Нет, я так не могу. Мне нужен конкретный пример.

ПУ.О’кей. Пример. Возьмем какую-нибудь публичную фигуру, персону. Скажем, Монику Беллуччи…

БУ.Почему именно Монику?

ПУ.Хорошо, пускай это будет Джек Николсон, если он тебе милее… Дай закончить мысль… Джек — всеобщий любимец, так? Кумир трех поколений киноманов и не только киноманов. Сомнительно, что какой-нибудь фраер захочет увидеть его на нарах, в гнилой тюряге, в жопе мира. Поэтому Николсон гуляет на солнышке, то в Париже, то в Калифорнии, зубастый и счастливый.

БУ.Не понимаю, к чему ты клонишь.

ПУ.Я клоню к тому, соседушка, что слишком многие хотят и всегда хотели увидеть на нарах тебя и меня.

БУ.Ну и что из этого следует?

ПУ.Понимаешь, они не просто хотели — они упорно представляли себе эту ситуацию, думали о ней напряженно, днем и ночью, иногда она им снилась. Они обсуждали ее за утренним кофе.

БУ.С кем обсуждали?

ПУ.Со своими домочадцами.

БУ.Ну и?..

ПУ.Значит, в какой-то момент времени, на каком-то участке вселенной, а может быть, в одной из смежных вселенных, число которых бесконечно, — это неизбежно должно было случиться.

БУ.Это что — наука?

ПУ.В общем, да.

БУ.Не верю я в это дерьмо!

ПУ.Твое законное право. Но другого объяснения у меня нет. Возможно, пока нет, еще нет.

БУ.Погоди, ты говоришь, что любой человек, любой кретин-избиратель — это не просто пищевая трубка, через которую проходят макчикены и макнагетсы, а…

ПУ.Волшебное существо, имеющее волшебный дар.

БУ.Но… это же в корне меняет дело.

ПУ.А ты об этом никогда ничего ни-ни?..

БУ.В смысле?

ПУ.Ты об этом никогда не слышал?

БУ.Не то чтобы не слышал… Конечно, я читал в свое время Новый Завет и все такое, но, понимаешь, книги — это одно…

ПУ.А жизнь — совсем другое?

БУ.Конечно, другое.

ПУ.Раньше я тоже так думал. Но теперь мы кемарим на шконках в камере без кондиционера. И это, прости, не литература, а весьма красноречивый факт твоей и моей биографии.

БУ.Хорошо. Давай мыслить логически… э-э… логистически. Черт! Здесь нужна логика!.. Если наше положение… если во всем виноват какой-то засранец, все это зачем-то себе вообразивший… Правильно я понял?

ПУ.Правильно.

БУ.Нужно этого засранца достать и, так сказать…

ПУ.Стереть в порошок? Замочить в сортире? Изуродовать, как бог черепаху? Неплохая идея. Но беда знаешь в чем? В том, что, скорее всего, этого засранца уже давно след простыл.

БУ.А где же он?

ПУ.Да где угодно. Наша участь от его агрегатного состояния ни в малейшей степени не зависит.

БУ.Как это может быть? Это недопустимо!

ПУ.Квантовая физика допускает.

БУ.В жопу квантовую физику!

ПУ.Говорят, даже в черной дыре информация не исчезает бесследно…

БУ.Заткнись!

ПУ.А вываливается в другой, не менее совершенной вселенной.

Свидригайлов пришивает пуговицы. Входит Маккензи.