Сергей Маковский - Собрание стихотворений

Безумный жрец шел много дней
без отдыха и сна.
Мои мечты — миры теней.
Любовь, любовь — одна.

И в дальний храм, с жезлом в руках,
вошел он как пророк.
Мои мечты — священный прах.
Любовь моя — мой рок.

Молился долго он один
и слез унять не мог.
Мечты мои — снега вершин.
Моя любовь — поток.

И к жертве приготовил он
святыню алтаря.
Мои мечты — рассветный сон.
Любовь, любовь — заря.

И нож он в грудь себе вонзил,
обряды сотворя.
Мои мечты — как блеск светил.
Как ночь — любовь моя.

И на алтарь упал он ниц,
навек закрыв глаза.
Мечты мои — лучи зарниц.
Моя любовь — гроза.

И на алтарь текли струи,
лилась из раны кровь.
Как бред жреца — мечты мои.
Как смерть — моя любовь.

Сумрак нежный, словно нити,
струны пронизали.
Тихий час моей печали,
час наитий!

В нежном сумраке касаясь
струн неуловимых,
внемлю песнь миров незримых,
улыбаясь.

Звон далекий, звон забвений
внемлю, вспоминая.
Вечер! Арфа золотая
сновидений…

Есть много истин не открытых
и не измеренных глубин,
надежд и мук не пережитых,
и не достигнутых вершин.

Есть много бурь, еще не спевших
своих таинственных угроз,
великих слов не прогремевших,
не пролитых великих слез.

И мыслей много, дерзновенных,
бесстрашных мыслей — чуждых всем,
и песен, песен вдохновенных,
не слышанных никем!

Безмолвный край, угрюмый край, холодный край!
Везде — покой унылого простора,
везде — туман и серые озера…
Моих осенних дум, певец, не нарушай!

Вокруг меня — печаль великой тишины,
больных небес усталое сиянье,
громады скал, и сосен колыханье,
и однозвучный плеск береговой волны.

Моих осенних дум, певец, не нарушай!
Кругом — овеянный мечтой невнятной,
печалью призрачной и необъятной —
безмолвный край, угрюмый край, холодный край!

Душа, поведай мне, зачем
стучится ночь в мое окно,
и ветер плачет, и темно,
и неразгаданный никем,
небесный мрак так слеп и нем?
Зачем…

Скажи мне, ночь, куда, куда
в какие бездны вечной тьмы,
которых здесь не знаем мы,
скользят мгновенья и года
и тонут, тонут навсегда?
Куда…

Слепое небо! Отчего
с самим собой наедине
мне страшно слушать в тишине,
когда не слышно ничего,
удары сердца моего?..

Кто он? Поведай мне, о странник! Много раз
у этих вод, на берегу далеком,
молился он в раздумии глубоком
и ночь благословлял, не замечая нас.
Слова его мольбы — необычайны.
Печаль нездешняя в напеве их звучит.
Его усталый взор ласкает и грозит,
исполненный любви, греха и тайны.

Кто он? Какие сны он чует в тишине?
В какую даль стремится и откуда?
Я спрашивал людей… И отвечали мне:
«Избранник он, дитя небес и чуда.
Его устами Бог незримый говорит.
Иди к нему. Молись его виденьям.
Тебя утешит он отрадным пеньем,
страдания твои мечтой заворожит».

«Он мученик — другие отвечали —
гонимый завистью и злобою людской.
Иди к нему. Пойми его печали.
Утешь его отзывною тоской».
И я хотел идти к нему смиренно,
чтоб сердце перед ним доверчиво раскрыть,
и я хотел всю скорбь души его испить
как жгучий яд из чаши драгоценной…
Но чьи-то голоса мне прошептали: «Нет!
Не верь ему. Волшебник он лукавый
и лжец»…

О странник! Суд людей был правый!
Я узнаю его. Избранник тот — поэт.
Иди к тебе. Он жизнь свою дарует
неясным призракам, витающим над ним,
он тот, кого с мольбой бесшумный серафим
в уста, как друг таинственный, целует.
Иди к нему. Молись его виденьям.

И если ты, как он чужой земным страстям,
томишься на земле по дальним небесам —
то, может быть, насытив грудь мученьем,
в мученьи ты найдешь отдохновенный храм.
Но если ты томим великой жаждой
борьбы и подвигов, волнений и страстей,
но если мрак и трепет жизни каждой
сливаются с душой отзывчивой твоей,
и если можешь ты без сожаленья,
без ужаса сказать — для жизни жизнь дана,
и улыбаться ей, и пить ее до дна,
до глубины последнего мгновенья —
тогда живи без грез; отдайся весь борьбе
за счастье и за жизнь. Твоей земной судьбе
не нужен рай, поэта рай чудесный.
Поэта манит призрак бестелесный,
обрывы мертвые влекут его к себе.