Джордж Байрон - Дон-Жуан

Две батареи русских с двух сторон
Грозили Измаилу в день осады.
Амфитеатром был построен он,
Чему артиллеристы были рады.
Одна должна разрушить бастион,
Другая — зданья, улицы и склады
С живым инвентарем: в подобный день
И он являл отличную мишень!

Второю целью было — не зевать,
Воспользоваться общим замешательством
И в гавани врасплох атаковать
Турецкий флот; подобным обстоятельством
Цель достигалась третья — страх нагнать,
Который служит лучшим доказательством,
Что время сдаться; воин ведь — и тот,
В отличье от бульдога, устает!

Есть у иных наклонность предурная
Презрения к противнику порой.
И губит зря заносчивость такая
Всех, кто отмечен прозвищем «герой».
Так именно погибли, я считаю,
И некий Чичичков и Смит — второй
Из двадцати, — но их ведь очень много:
Адам и тот был Смитом, ей-же-богу!

Все батареи русских впопыхах
Сооружались — спешка, вероятно,
Частенько портит дело и в стихах
(Ведь Лонгмену и Мерри [340] 26. Лонгмен и Мерри — известные книгоиздатели. неприятно,
Когда их книжки новые никак
Не продаются) и, вполне понятно,
Вредит тому, что ныне бард иной
То «славой» именует, то «резней».

Строителя ль то было неумение,
Подрядчик ли смошенничал слегка,
Чтоб, смертоносное сооружение
Испортив, на душу не взять греха, —
Но так или иначе, без сомнения,
Постройка батарей была плоха:
Они обычно невпопад стреляли,
Зато мишень собою представляли.

Дистанции печальное незнание
Им тоже причинило много зла:
Закончили свое существование
Три русских брандера, сгорев дотла.
Их подожгли случайно много ранее,
Чем вражеская сила подошла.
Они на рейде на заре взорвались,
Когда враги еще не просыпались.

Но вот проснулись турки — и вдали
Вдруг русскую эскадру увидали,
А ровно в девять эти корабли
Неустрашимо продвигаться стали
В виду у Измаила; подошли,
И канонада началась. Едва ли,
Читатель, перечислю я тебе
Все виды ядер при такой пальбе!

Так шесть часов подряд они сносили
Огонь турецкий. Не жалея сил,
Ему в ответ береговые били,
Но, видя, что не сдастся Измаил,
В час пополудни дружно отступили.
Один корабль при этом взорван был,
Другой (маневр был, видно, неудачен!)
Уткнулся в мель и сразу был захвачен.

И мусульмане тоже потеряли
Немало кораблей, но, увидав,
Что отступает враг, возликовали,
И делибаши бросились стремглав
На русских. Эта вылазка едва ли
Дала плоды желаемые: граф
Дам а [341] 31—33. Дама , граф (1765–1823), Ланжерон , граф (1763–1831), де Линь , князь (1735–1814) — иностранные офицеры, служившие в русской армии и участвовавшие в русско-турецкой войне. Де Линь был также автором военных воспоминаний (1795), о которых Байрон упоминает в следующей строфе. Первые четыре строки 32-й строфы представляют пересказ отрывка из «Истории России» Кастельно. их искрошил и сбросил в воду —
Газетным сообщениям в угоду.

«Когда бы нам (историк говорит)
Деянья русских описать досталось бы,
Тома б наполнить мог любой пиит —
И многое несказанным осталось бы!»
А посему о русских он молчит
И воздает хвалы (смешно, казалось бы!)
Десятку чужеземцев: Ланжерон,
Дам а, де Линь — вот русской славы звон!

И это подтверждает нам, сколь слава
Существенна и сколь она нужна:
Не будь ее — читатели бы, право,
Не слышали про эти имена.
Все лотерея, рассуждая здраво, —
И почести, и слава, и война!
Но, впрочем, вот де Линя без усилий
Его же мемуары воскресили!

Хоть были там, конечно, и герои
Бесстрашные средь мертвых и живых,
Но в толкотне и суматохе боя
Никто не видит и не ищет их.
У бранной славы свойство есть плохое —
Легко тускнеть. Когда считать своих
Прославленных в боях героев станем,
Имен десятка даже не натянем.

Ну, словом, как ни славен этот бой,
Но было что-то, где-то, почему-то
Неладно: де Рибас [342] 35. Де Рибас (1737 — ок. 1797) — адмирал русской службы. , морской герой,
Настаивал на штурме, но ему-то
Все возражали; спор кипел большой.
Но тут уж я помедлю на минуту —
Речей припоминать я не хочу;
Читателям они не по плечу!