Джордж Байрон - Дон-Жуан

И потому-то все приготовленья
Поспешно делались: один отряд
Из трех колонн стоял, готов к сраженью,
И ждал, чтоб первый просвистел снаряд;
Другой был также в три подразделенья
И также жаждал крови и наград;
Поодаль третий был готовым к бою
И в двух колоннах двигался рекою.

Совет военный дело обсудил,
Единодушно и единогласно
(Что редко достигается) решил —
Мол, положенье, в сущности, опасно,
Но при разумном напряженье сил
Вдали маячит слава — это ясно!
Суворов молча славу предвкушал
И самолично рекрут обучал.
[345] 51. Суворов действительно делал все это сам. (Прим. Байрона).

Да, это факт; фельдмаршал самолично
Благоволил полки тренировать
И тратил много времени обычно,
Дабы капрала должность исполнять.
Едва ли эта прихоть неприлична:
Любил он сам солдату показать,
Как по канатной лестнице взбираться,
А то и через ров переправляться.

Еще порой фашины ставил в ряд,
Украсив их чалмами, ятаганами
И нападать на них учил солдат,
Как будто бы сражаясь с мусульманами,
И каждый раз бывал успеху рад.
Его проделки полагая странными,
О нем острили в штабе иногда,
А он в ответ брал с ходу города.

Но в этот вечер накануне боя
Весь русский лагерь был сурово-тих;
Невольно призадумались герои
О том, что завтра ожидает их,
Решившихся на дело роковое, —
О детских днях, о близких и родных,
О том, что миновало невозвратно,
И о себе самих, вполне понятно.

Суворов появлялся здесь и там,
Смеясь, бранясь, муштруя, проверяя.
(Признаться вам — Суворова я сам
Без колебаний чудом называю!)
То прост, то горд, то ласков, то упрям,
То шуткою, то верой ободряя,
То бог, то арлекин, то Марс, то Мом [346] 55. Мом — бог шутки (ант. миф.). Для нравственной характеристики Суворова Байрон использует, кроме названных трудов, также «Жизнь фельдмаршала Суворова» Л.-М.-П. Траншан де Лаверна, 1814, и книгу «Суворов» полковника Сполдинга. ,
Он гением блистал в бою любом.

И вот, пока фельдмаршал занимался
Солдат ученьем, как простой капрал,
Разъезд казачий по полю слонялся
И путников усталых повстречал.
Один из них по-русски изъяснялся;
Конечно, слов запас был очень мал,
Но жестами он объяснил резонными,
Что дрался под российскими знаменами.

И посему просил казаков он,
Чтоб их немедля в штаб препроводили:
Полутурецкий вид их был смешон,
Шальвары мусульманские не скрыли
Их сути христианской, и фасон
Одежд не повредил им (а сгубили
Мы множество порядочных людей,
Не отличив обличья от идей).

Суворов, сняв мундир, в одной рубашке,
Тренировал калмыков батальон,
Ругался, если кто-нибудь, бедняжка,
Неповоротлив был иль утомлен.
Искусство убивать штыком и шашкой
Преподавал он ловко; верил он,
Что человечье тело, без сомнения, —
Лишь матерьял, пригодный для сражения!

Фельдмаршал пленных сразу увидал,
Окинул зорким взглядом: «Подойдите!»
Нахмурил брови, всматриваться стал:
«Откуда?» — «Из Стамбула мы — простите,
Константинополя…» — «Я так и знал…
А кто вы?» — «Поглядите и судите!» —
Была беседа очень коротка —
Знал отвечавший вкусы старика.

«Как звать?» — «Я — Джонсон, он — Жуан». — «А те-то?»
«Две женщины, а третий — ни мужчина,
Ни женщина…» — «Постой, тебя я где-то
Уже встречал… Какая бы причина?..
Ты — Джонсон? Знаю, знаю имя это!
Ты был, дружок, не помню только чина,
В пехотном Николаевском? Ведь был?»
«Так точно, ваш-сиятельство, служил!»

«При Видине ты дрался?» — «Да». — «В атаке
Ты отличился, помню, а потом?»
«Я ранен был!» — «Но ловок так не всякий,
Ты бросился отважно напролом.
А дальше?» — «Я очнулся в полном мраке
Уже турецким пленником — рабом».
«Ну, завтра отомстишь за униженье —
Ведь это будет адское сраженье!..

Отлично. Где же хочешь ты служить?»
«Где вы сочтете нужным». — «Понимаю!
Конечно, ты захочешь туркам мстить
И будешь снова смел, я полагаю;
Еще смелее даже, может быть!
А этого юнца вот я не знаю!»
«Ручаюсь, генерал, он смел вдвойне.
Герой он и в любви и на войне!»

Жуан безмолвно низко поклонился —
Он комплимент инстинктом угадал.
Меж тем Суворов снова оживился:
«Ты счастлив, Джонсон! Полк-то твой попал
В колонну первых! Долго я молился
И всем святым сегодня клятву дал —
Сровнять с землею стены Измаила
И плугом распахать его могилу!