Array Антология - Пролетарские поэты Серебряного века

А где же отец их родимый,

Чего не утешит детей,

Чего не поможет любимой

Жене заболевшей своей?

«Стучи, стучи, сильней стучи,

Теперь зубило примочи,

А то погнётся от удара…»

И среди копоти и жара

Молотобоец бил, стучал

Да о семье своей мечтал.

Как вдруг сорвался молоток,

Ударил бедного в висок,

Рабочий грузно ниц упал,

«Семья…» – чуть слышно прошептал.

«Получка будет, загуляем,

А отдых мертвыми узнаем…»

Кузнец виски руками сжал,

Молотобоец умирал.

«Ну, что ж, несём в покой скорей,

Давай носилки нам, Кирей…» —

«Постой, полиция придёт

И это дело разберёт…»

Приехал доктор, посмотрел.

Мертвец уже окоченел…

И старый врач, махнув рукой,

Ушёл, скрепивши протокол.

Уснули дети, не дождались

Отца с работы своего,

Во сне тревожно разметались —

Знать, вспоминали про него.

А он уж мёртв, его не стало,

К семье кормилец не придёт

И скудной платы капитала

Жене на хлеб не принесёт.

Хозяин выбросит сотнягу

Одну, а может быть, и две,

И даст для подписи бумагу,

Что «всё, мол, кончено», вдове…

Й так ведётся уже веками,

Царица жизни – нищета

Сдавила цепкими руками

Людей рабов, но есть мечта;

Что будет время счастья, воли,

Погибнет горькая нужда,

Добьются новой лучшей доли

Борцы – невольники труда…

Проходит много их… В нахмуренных бровях.

В глазах, улыбках и морщинах

Внедрился чад печей, стальная пыль станков,

Упрямство, скрытое в машинах.

В руках, засохших от огня,

И в пальцах, твёрдых, точно корни,

Скопилась мощь паров, закованных в котлах,

Огнём накопленная в горне.

Угрюмо картузы натянуты на лбы,

Карманы вдавлены руками,

Как будто камни в них лежат

Большие, с острыми краями.

И будет некогда: железные ряды

Сплотятся мощно и сурово

И крикнут: «мы хотим», и скажут: «наш

черёд», —

И жизнью облечётся слово.

Я сложил эту песнь далеко от людей,

Глубоко под холодной землёю…

Я сложил эту песнь за работой своей, —

Записал онемевшей рукою…

Я не плакал, слагая её, но порой

Замолкал на безрадостном слове

И, от пыли закашлявшись, брызгал слюной

И выплёвывал капельку крови…

Я слагал её днём, и в ночной темноте,

Пробивая подземные ходы;

И я пел в ней о сладкой и чудной мечте,

О неведомом царстве свободы.

Но ни тут, на земле, но ни там, в рудниках,

Вам не будет та песня знакома.

Мы молчим, мы «покорны», и в наших сердцах

Глубоко затаили её мы…

Эту песнь будем петь мы потом —

В дорогие и светлые годы,

Загремит эта песнь торжеством

Долгожданной, но вечной свободы…

В глубоких шахтах цепи звон —

Из камня золото течёт,

Мятежный молот в скалы бьёт:

«Мы долго шли вперёд, вперёд».

Угрюмо лес стеной кругом

Стоит, задумался и ждёт…

Порою вихрем донесёт:

«Смелей, борцы, вперёд, вперёд!»

Иссякнет золото, и стон

Железа в руднике замрёт,

Лишь эхо под землёй поёт:

«Они ушли вперёд, вперёд».

Белеют по холмам кресты…

Тайга их тайны стережёт…

И длинный ряд могил ведёт

Через тайгу – вперёд, вперёд…

И те, кто, смерти не боясь,

На, эшафот взойдут, смеясь,

Пусть помнят: кровь их цепь порвёт

И путь пробьёт – вперёд, вперёд!

Упала жизнь. Борцы устали,

Поникла с знаменем рука,

Враги победу одержали…

А цель, как прежде, далека.

Кой-где лишь жалкие остатки

Борьбу последнюю ведут,

Но всё слабей и реже схватки,

Их палачи и тюрьмы ждут.

И нет вождей для битвы новой,

Они погибли иль ушли…

Одни – страшась судьбы суровой,

Других – насильно увели.

Но жизнь идёт. И снова знамя

Уже шумит перед толпой,

И искры вновь рождают пламя

В горниле кузницы зимой…

Так в море, скалы потрясая,

Волна со стоном вспять идёт

И исчезает замирая…

Но миг – и снова в берег бьёт.

Кто добыл во тьме рудников миллионы?

Кто сталь для солдатских штыков отточил?

Воздвиг из гранита и мрамора троны,

В ненастье и холод за плугом ходил?

Кто дал богачам и вино, и пшеницу,

И горько томится в нужде безысходной?