Александр Стоянов: Мелодии космических океанов

Конец и начало,
конец и начало
кружило весь мир.
Стоят у причала,
стоят у причала.
И смерть ворожит,
как факир.

Гремят и клокочут,
и нервы щекочут
в когтях темноты.
Начало всех точек
молчанием зодчих
конец пустоты.

Конец беспределен,
но кто-то уверен,
что он пустотел.
Он долог и скучен,
но врать не приучен —
изнанка всех дел.

В конце небосвода
тоска и свобода
бредут не спеша.
И где-то ненастье
окончится счастьем.
Воспрянет душа.

Конец – быстротечный,
короткий,
но вечный.
Стреляет в людей.
Бредут пилигримы,
ветрами гонимы
в тумане идей.

Закончится плёнка
мелодией тонкой.
И в пропасть конец.
Проснётся начало,
поднимет забрало
наш рыцарь-отец.
И вторгнется всадник
в чужой палисадник,
копытом звеня.
Попросит ту малость,
чтоб всё не кончалось
для всех
и меня.

Я болью распишу эту картину,
кострами поминальных площадей.
Я тоже ведь когда-то сгину
с экранов не запомнившихся дней.

Скольжу между домов – развалин,
глотаю пресный воздух тишины.
Застывшие глаза былых баталий
откроют тайны завершившейся войны.

Увижу лиц немые выраженья
и в позах смысл узнаю бытия,
солдаты, как цепи огромной звенья,
сомкнут свой круг возле меня.

Венки в глазах, не знавших потрясений,
огонь и плач солдатских матерей.
И этот ясный день весенний
напомнит, как напал на землю зверь.

О, Боже, сколько их, безвестно павших
под мхом и травами грядущих дней,
лишь песня душ их, к свету улетавших,
тревожит нас, живущих на земле.

Красив их подвиг в праздничном свеченье,
как чистый голос над землёй грехов.
Их эшелон тогда пришёл по назначенью:
в молитву неба, в светлый слог стихов.

Закинули сеть из тени косматые рыбари,
вода подхватила волны растрескавшейся зари.
За неводом – кавалькада, драконами во плоти,
трепещущие сосуды не прекращала нести.
И звёздное министерство, подсвеченное луной,
колючее одеяло несло рукой ледяной.
Из серой гущи вступали невидимые хоры,
навек стрекозы покидали растаявшие миры.
Безудержные кружевные напевы несли сады,
срывая аплодисменты шипящих морских владык.
Мелодию диких ветров надрывно пел великан,
что в сопках за океаном тащил небес караван.
И время поистрепалось под взглядами издалека,
как старая паутина засохшего паука.
За плавнями растревожен уснувший зелёный рай.
Там, на земле фламинго, нам крикнули: – Улетай!
Из космоса светотени запрыгали вне холста
и головой прибоя захныкала пустота.

Острова – валуны, островки,
у морей, у реки, у тоски,
у простой красоты на руках,
на скале, на земле, на мостах.
Шелохнётся луна под водой,
и не выйдет звезды ни одной
на широкий и чёрный простор
из невидимых облачных нор.
На фарватер не выйдет ладья,
Ни на вёслах, ни нефтью чадя
в океанский безбрежный простор,
как когда-то святой Христофор.
Сбитый лунный прицел обмелел.
И закат уж давно отгорел.
На протоках и склонах тепла
золотистая трель утекла
в скандинавский холодный ручей,
где звенят разговоры мечей
и куёт одеяло кузнец
для горячих погибших сердец,
что бород не жалели в борьбе
и погибли в студёной воде.
В королевские сны не войти
на конях в середину пути.
Не испить их хмельного вина,
не понять, что была та война.
В этом озере чёрной луны,
на задворках пропавшей страны.
В кафедралах забытых церквей,
меж; могильных холодных камней.
Соловей пропоёт и уйдёт,
а вороны продолжат полёт.
Над железом и строгостью крыш,
где скучал одинокий Малыш.
В этом мраморном мире огней,
где судьба – людоед-лицедей.
Обращает внимание всех
на расчёт, на провал, на успех.
Как и прежде, друзья – нарасхват,
и глядят купола на закат.
И встречает дворцовый рассвет
человек, сам в себе интроверт.
Улыбайся, вставай, не грусти.
Все живут для того, чтоб идти.
К горизонту морей, к небесам,
вдоль воды, по степи, по лесам.
И в строжайшей гармонии дел
ты найдёшь свой удел.