Александр Стоянов - Мелодии космических океанов

Он маскировался и кричал,
чтобы его не услышали.
Он замолчал. И его увидели.
Сгоряча убрали упор и увидели
его под крышами.
Теперь кричи не кричи, а вот он:
в пижаме из ругательств.
Тех, что он выкрикивал,
когда маскировался,
под всех вас —
он невидимка.
Его просто так не увидеть.
Он похож; на лунатика.
Стоит нам вскрикнуть,
как он сорвётся вниз
с минус третьего этажа
на плюс пятнадцатый.
В оптическом прицеле
его невидимый глаз
карабкается по водосточной трубе.
Улыбка появляется на подоконнике,
выхлоп воздушного хохота и… тук!
Он уже в нашем сознании.
До подсознания ему ещё далеко —
там ступеньки.
Да. И мы уже без сознания.
Куда ему до нас.
Многие живут без сознания —
и ничего.
А он без тела живёт спокойно.
Он – невидимка.
А мы его всё-таки увидели.
Зачем он влезает в телескопы и бинокли,
вертится в окулярах,
замазывает грязью окна?
Он вообще не признаёт авторитеты.
Он настигает, а не его.
А у нас на него никаких анфасов и профилей
не хватит —
никаких увеличителей.
В подсознании он тоже бывает.
Во сне. Там темновато и всё в стеллажах.
Информация нужная и совсем не нужная – всякая.
Нам её трудно найти. Мы её ощущаем,
а он её видит.
Он – невидимка.

Ох уж эти мосты желаний.
Распадаются в пустоту.
И уносит их поступь ланей,
наполняющих звук во рту.

Добродетели и злодеи
под черешней сидят седой,
лягушонок около ели
преломляется под звездой.

Мы – строители магистрали,
дети ветра – дети вьюг.
Горизонт надорвём зеркальный,
отчеканим заветный круг.

На закатах мы биться будем
и дождём поливать луну,
в океане заштатных буден
наша лодка пойдёт ко дну.

Но во славу дум кистепёрых
мы воздвигнем хвалебный мост,
и взорвётся ярости порох
над тоскою родных берёз.

И увидим мы на рассвете
недостроенный Богом храм.
Мы родились, и мы в ответе
за гортанные песни лам.

Когда популярная дрожь действительности
скатывается в выгребную яму
городских закоулков и обретает растительность
в душах у адептов гранёного стакана,

окружающее приобретает горький вкус,
а дрожь даёт новый импульс,
невзирая на бесценный груз
древних цивилизаций и их пульс,

заданный пусковым механизмом планет,
соединённых, безусловно, невидимыми линиями
нервных окончаний, льющих стерилизованный свет
на пастеризованные огурцы и болота с лилиями;

и преломляется на колченогий деревянный стол
сквозь недавно начатую трёхлитровую банку,
хозяин, который устал и лёг прямо на пол,
повинуясь великой силе, выворачивающей изнанку

всех дел, соотнесённых на счёт бурления
неких молекул, выпущенных из поллитровки
внутрь дребезжащего космоса и торможения
скорости света, с которой исчезает всё из столовки,

примыкающей и сочленяющей мировоззренческое
видение
современных проблем на кабельное телевидение,
на беспримерный героизм, приобретенный в коме,
на пути к просветлению, то есть, к новой зоне;

и осознания себя в центре стола на кухне
в виде главенствующего приложения к табурету,
выходящего в астрал на кушетке пожухлой,
меняя реальность, не меняя моду, летит к свету.

Да, к зелёному свету, он же полезнее для глаз,
ослеплённых повседневной отвратительной дрожью,
этих ханжеских придворных танцев и дежурных фраз,
этот новый день на больных ногах; и опухшей рожей

подползает и дышит перегаром на бесконечность
понимания гнусного и неотвратимого закона
повторяемости
чисел на рост цен всех видов расточительности,
употребляемости, благодарности и элементарной
вменяемости

товарищей по разуму, бороздящих необозримые
просторы
иных измерений и магазинов подороже.
Некоторые и в Голландию летают из конторы —
за грибами и пирожными смешными, тоже