Борис Пастернак - Лирика 30-х годов

А внизу, пред подножием глинисто-рыжих холмов,
Весь в звучании бодрого гула,
Расстилается Юрьевец лентой садов и домов,
Унжа к Волге сестрою прильнула.

О, каких эта ширь не навеет видений и дум!
Вспомнишь древние были.
Вот по этим тропинкам ступал протопоп Аввакум,
Здесь и меч, и пожары народную силу губили.

И, раздев бедняка, разживались казною купцы,
Надрывался бурлак по пескам юрьевецким.
Та пора далека. Заживают былого рубцы
Под целительным солнцем советским.

Посмотри: из прохладно-зеленой лесной темноты,
Из разбуженных недр захолустья
Быстроходная Унжа несет смоляные плоты
На раздолье веселого устья.

Лесопилка — оса над поволжской звенит шириной,
И скликают народ на работу заводы.
Не княжой, не купеческий — новый, иной
Город смотрится в светлые воды.

Голубые дворцы пароходов плывут по реке,
Веют флаги, так празднично-ярки.
Крылья чаек блестят. Быстрый катер бежит налегке,
Тихо тянутся грузные барки.

А когда от заката зардеют края облаков
И тепло озарятся крутые откосы, —
Как торжественно песни густых пароходных гудков
Оглашают притихшие плесы!

Мотыльками трепещут огни в подступающей мгле.
Потемнела верхушка далекого стога,
И дрожит от луны на речном переливном стекле
Золотая дорога.

Ничего нет на свете прекрасней дороги!
Не жалей ни о чем, что легло позади.
Разве жизнь хороша без ветров и тревоги?
Разве песенной воле не тесно в груди?

За лиловый клочок паровозного дыма,
За гудок парохода на хвойной реке,
За разливы лугов, проносящихся мимо,
Все отдать бы готов беспокойной тоске.

От качанья, от визга, от пляски вагона
Поднимается песенный грохот — и вот
Жизнь летит с озаренного месяцем склона
На косматый, развернутый ветром восход.

За разломом степей открываются горы;
В золотую пшеницу врезается путь,
Отлетают платформы, и с посвистом «скорый»
Рвет тугое пространство о дымную грудь.

Вьются горы и реки в привычном узоре,
Но по-новому дышат под небом густым
И кубанские степи, и Черное море,
И суровый Кавказ, и обрывистый Крым.

О, дорога, дорога! Я знаю заране,
Что, как только потянет теплом по весне,
Все отдам я за солнце, за ветер скитаний,
За высокую дружбу к родной стороне!

Желта и уныла пустыня. Гудит негодующий ветер,
Белесых песков подвигая сухие сыпучие груды.
Кругом поглядишь — только небо, да жесткий
кустарник, да эти
Упрямо один за другим идущие к югу верблюды.
Ты едешь и день, и неделю, а все нет конца
Кара-Кумам.
От душного, пыльного зноя становятся грузными веки,
И месяц, как ломтик арбуза, стоит в саксауле
угрюмом,
И, к морю добраться не в силах, в песок зарываются
реки.
Но будь терпеливым, и скоро, ладонью глаза
прикрывая,
Увидишь далеко-далеко в просторно струящемся зное,
У серых отрогов Тянь-Шаня, высокого горного края,
Зеленый и свежий оазис, цветенье земли золотое.
Сюда провели по каналу в пески сыр-дарьинскую
воду, —
И хлопок цветет белоснежный, и рис овевает
прохлада.
Строитель с киркой вознесенной стоит, улыбаясь
народу,
Гигантом из серого камня среди многошумного… сада.

Солнцестан без воды — это желтый платок:
Ни дорог, ни полей, ни аула,
Только ребра холмов, да горячий песок,
Да сухие пучки саксаула.
Но вода в Солнцестане — и поле и сад.
Под ее неумолчное пенье
Зелен рис на полях, и упруг виноград,
И хлопчатника пышно цветенье.
Здесь колхозная делится строго вода.
Целый год садоводы-узбеки,
Говорливых арыков плетя невода,
Разбирают на ниточки реки.
И недаром работают влага и жар,
Не напрасно копает лопата.
Выходи поглядеть на осенний базар,
Как земля Солнцестана богата!
Вот скрипучий арбуз, — он, как тигр, полосат.
Вот янтарные груши и дыни,
Бархатистый урюк, наливной виноград —
Золотистый и дымчато-синий.
А за ближним арыком, где дремлет кишлак,
Подставляя под солнышко спину,
К шелковичной листве прилепился червяк
И спускает слюну-паутину.
Надо с кокона тихо ее размотать,
Не порвать, не запутать без толку, —
И начнет со станка эта нитка бежать
Золотистою пряжею шелка.
Посмотри на хлопчатник, простой, как бурьян,
Лебединого пуха он краше.
Шлет на север тюками его Солнцестан,
На текстильные фабрики наши.
И несчетно богат бесконечный простор,
Сила в нем пробудилась живая.
Плодоносны долины, а грудь этих гор —
Всех металлов цветных кладовая.
Вот каков Солнцестан, золотой Солнцестан!
Он лежит, как халат златотканый,
Там, где снежных хребтов голубой караван
Прорезает степные туманы.