И равных сердцем не было, пожалуй!
Оно такой поход перемогло,
Оно такие вихри отражало,
Такую, скажем, ярость пережгло,
Что камень раскололся б от нагрева!
Оно не уставало до конца,
Оно вело наполненные гневом
Святую месть и мужество бойца!
Позаросла пыреем и осотом
Земля с войны.
Не все пришли домой.
И тишину на Пулковских высотах
Хранит давно великий город мой.
Там спят солдаты, павшие в кровавой
Битве,
легшие в строю;
Их не забудут Питера заставы:
Они за них здесь полегли в бою,
Они за них тогда пошли под пули,
Вгрызались в землю и в гранит седой,
Они за них здесь вечным сном заснули
В походных шлемах с красною звездой!..
1959
Пробили солдатское сердце штыком,
Кровь сразу смешалась с горячим песком.
В могилу друзья положили солдата,
И пушки вдали прогремели раскатом.
Вдали прогремел орудийный раскат,
Лиловый от дыма скатился закат,
Лиловые звезды мерцали чуть зримо,
Лиловые ветры прохлынули мимо!
Остался один он в могиле лежать,
Жена за двоих будет сеять и жать,
Но сердце солдата привыкло гореть,
Не может оно, не должно умереть!
Земля расступилась, сказала: «Прости!» —
И яблоня стала из сердца расти.
Над прахом героя она поднялась,
Цветком бело-розовым вся занялась,
И вся под ветрами трепещет крылато.
…То бьется бессмертное сердце солдата!
1959
461. «Его крылом задела слава…»
Его крылом задела слава,
Когда взвилась огнем вода,
Когда у самой переправы
Он обнял землю навсегда.
Он смертью как бы вызов свету,
Последний, грозный, бросить смог:
Попробуй вырви землю эту
Или хотя бы этот клок!
Ведь он такой же за яругой,
Он испокон веков нам свой.
Вспаши его войной, как плугом,
А он останется живой!
Взломай его огнем и сталью
И проведи через бои.
Но всё равно весною тальник
Сережки выбросит свои.
И всё равно над страшной гарью
Необычайной чистоты
Взойдут цветы иван-да-марья,
Другие русские цветы.
Моя земля необорима,
Она, куда ни бросишь взгляд,
Была огнем войны палима
И стала краше, говорят!
1959
462. «Я не о том, что называют славой…»
Я не о том, что называют славой,
Заговорил сегодня, друг ты мой,
Хотя она положена уставом
Советской жизни, истинно прямой.
Нет, я хочу поведать о сверканье,
Когда лучи заводят беготню,
Когда моря проснулись ранней ранью,
Когда полнеба предано огню!
Нет, я хочу сказать о дне весеннем,
Об утренней прозрачной тишине,
О том, как мы справляли новоселье,
О ветке краснотала на окне,
Такой, что сердцу от нее светлее,
Роняющей сережки в полусне…
А убери — и станет жизнь беднее
Без ветки краснотала на окне!
1959
Ничего не надо, Лада, Лада,
Только б день горел своим огнем,
Да земля шумела новым садом,
Новой рощей, добрым летним днем;
Да досталось сердцу то, что мило,
Чтобы всюду солнце перед сном
Русские березы золотило,
Как подружек их, что под окном;
Да сердца горели бы бесстрашьем
На великой Родине моей,
Как литые звезды на фуражках
У ее отважных сыновей!
1959
464. «Друг, пока душа не онемела…»
Друг, пока душа не онемела
И покуда сердце знает бой —
До всего на свете есть мне дело,
И не только мне, а мне с тобой!
Мы с тобой живем не одиноко,
Так пришлось, нет, скажем, повелось,
Что интересует нас глубоко —
Как-то там Испании жилось?
Что ей снилось? (Не видал ни разу
Снов испанских, думая о ней…)
Как мечталось донье черноглазой?
Что любилось?
Сколько светлых дней
Видела она за это лето?
Что ей пелось? Сердце чем зажглось?
Чем ее душа была согрета?
Как моей Испании спалось?
1959
465. «Не знаю, что я в памяти оставлю…»
Не знаю, что я в памяти оставлю
Моих друзей, в моем родном краю?
Я только то и делаю, что славлю
Самозабвенно Родину свою.
Я знаю: сердце дальше глаз увидит,
Оно, как говорят, без берегов!
И что моя Отчизна ненавидит —
Я тоже ненавижу, как врагов!
Она простая? Подлинно простая!
А какова собой?
Мои друзья,
Я никогда веснушек не считаю,
И в этом тоже заповедь моя!
Читать дальше