Array Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского

Тогда, толику слез излив из ясных глаз,
Довольно многого я смел просить у вас,
Любовь казалась вам достаточной причиной.

О Клоримен, я вам покаюсь всей душой,
Не смея умолчать, как подлинный мужчина:
Я дурой вас считал, притом весьма большой.

Себя, о Клоримен, счастливым я почту,
Чуть снизойдете вы, — и тут же, в миг единый,
Я становлюсь такой разнузданной скотиной,
Что уж помилуйте меня за прямоту.

О да, выходит так: лишь низкому скоту
Не станет женский пол перечить с кислой миной;
Не сам Юпитер ли, коль представал мужчиной,
Отказом обречен бывал на срамоту?

Приявши лучшее из множества обличий,
Европу он украл, облекшись плотью бычьей,
И к Леде лебедем подъехал неспроста, —

Для мужа способ сей хорош, как и для бога:
Тот сердце женщины смягчить сумеет много,
Кто к ней заявится в обличии скота.

Предположить, что мной благой удел заслужен,
Что ночь души моей — зарей освещена,
Что в карточной игре с темна и до темна
Выигрываю я дукатов сотни дюжин;

Понять, что кошелек деньгами перегружен,
Что кредиторам я долги вернул сполна,
Что много в погребе французского вина
И можно звать друзей, когда хочу, на ужин;

Спешить, как некогда, побыть наедине
С божественной Климен, не изменявшей мне, —
О чем по временам я думаю со вздохом, —

Иль, благосклонности добившись у Катрин,
Забыться в радости хотя на миг один —
Вот все, чего вовек не будет с Фоккенброхом.

Как-то раз, как-то раз
Я по уши увяз
Во сне, в бреду великом:
Я влез на месяц молодой
Над океанскою водой,
Над Тенерифским пиком.

Снилась мне, снилась мне
В том невозможном сне
Младых гишпанцев тройка:
Под мышки головы зажав,
Поскольку каждый был безглав,
Куплеты пели бойко.

Следом вдруг, следом вдруг
Явился мне паук
Британии поболе, —
Он порывался взять реванш,
Разгрызть пытался флердоранж,
Ревмя ревя от боли.

А внутри, а внутри
Чудовищной ноздри
Давид метал каменья
И — краснорож, рыжебород —
Терзал верзила роммелпот,
Дрожа от вожделенья.

Жуткий клык, жуткий клык
Он метил каждый миг
Воткнуть слону под ребра, —
Он шар земной пронзал насквозь,
Раскручивал земную ось
И хохотал недобро.

В страшный зев, в страшный зев
Вместились, присмирев,
Французские актерки, —
При каждой кавалер француз, —
Усердно услаждали вкус
Напитками с Мальорки.

Сквозь кишки, сквозь кишки
Шли сотнями быки,
А также — вот так штука! —
Кареты мчались взад-вперед
И было множество забот
У юнкера Безбрюка.

Под хвостом, под хвостом
Приметил я потом
Ряд гейдельбергских бочек;
Испанский флот, войдя в азарт,
В себя деньгами из бомбард
Палил без проволочек.

Из нутра, из нутра
Пылал огонь костра:
Там орден Иисуса
Смолу готовил и свинец
И мученический венец
Сплетал для Яна Гуса.

А спина, а спина
Была распрямлена
Мостом от зюйда к норду.
И некто, вспухший и с горбом,
Вопил, биясь о стенку лбом:
«Кому бы въехать в морду?»

Под скулой, под скулой
Нагажена пчелой
Была большая груда:
От меду стался с ней понос, —
И снял штаны ученый нос
Для потрясенья люда.

Под губой, под губой
Стоял кабан рябой;
Лупя ногою в брюхо,
Залез мужик на кабана,
А вслед за ним, пьяным-пьяна,
Туда же влезла шлюха.

Жуткий хвост, жуткий хвост,
Что доставал до звезд,
Мечом стоял тяжелым;
И кровожадны, и толсты
Там все английские хвосты
Стояли частоколом.

А клешня, а клешня
Из адского огня
Тащила ввысь Плутона,
Чтоб там прибить его скобой,
И звезды в ужасе гурьбой
Летели с небосклона.

Тут как раз, тут как раз
В короткий миг погас
Мой сон несообразный, —
Заря всходила, я во тьме
В неописуемом дерьме
Лежал в канаве грязной.

В сопровожденьи четырех
Солдат и не вполне пригожих
Одиннадцати чернокожих
Плывет по морю Фоккенброх,