Array Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского

Аркадский хлыщ, рассчитывай на мзду:
Ты, оборотень, рявкай или тявкай —
Но дни окончишь все одно в аду!

В святилище пролезши к Аполлону,
Он счел, что место годно для житья;
Дрожат вакханки от его вытья,
Склоняются слепцы к его закону.

Он мчит от лексикона к лексикону,
Чтоб, на кусочки оные кроя,
— Пигмей из Синтры, худший сорт ворья! —
Сложить их снова, как дублон к дублону.

К убогим поэтическим дарам
Дать посвященье в качестве гарнира,
Греметь названьями занудных драм;

То старый плащ, то грязная порфира
Пусть кое-как, но прикрывают срам —
И распускает хвост павлин Белмиро.

Горя желаньем обольстить пастушек,
Амурчиков Белмирчик вплел в цветочки,
Ах, Тежо драгоценнейшего дочки,
для вас готовы горы безделушек!

Детишки, ясно, падки до игрушек:
Играли оными до поздней ночки, —
Потом — в ночные бросили горшочки
Остатки драгоценных финтифлюшек.

Но вдруг — на тежуанский бережочек
К Белмирчику плывет, неся приветик,
Одна из дивнейших ундиньих дочек

И возвещает из воды: «Мой светик,
Отныне, дивный мастер мелких строчек,
Ты — главный в Лилипутии поэтик!»

Аркадская недоглядела стража;
Явился некий гаер на Парнас,
А там — пространной цепью готских фраз
Гремел Белмиро, чувства будоража.

Тогда, немало всех обескуража,
Гость объявил, что кое-что припас,
И жалкое собрание потряс
Тем, что прочел о нем сонет Бокажа.

Всех громче взвыл, кто был мерзее всех:
Решил, что счеты свесть пора со змеем,
И разъяснил, сколь гадок всякий смех,

Сколь подл Бокаж — унять уже сумеем!..
Имела речь его большой успех,
Понравилась кухаркам и лакеям.

Несчастное сообщество пиит!
Элмано пишет на тебя сатиры,
И слух пускают гнусные проныры,
Что вскоре будет твой притон закрыт.

Чернь только знай вослед тебе свистит,
Хламида славы расползлась на дыры,
Как немощны, как брошены, как сиры
Твои адепты — кто же защитит?

Сатирик да познает тяжесть мести!
Пусть ощутит сей бичеватель, как
Злословить глупо о своей невесте!

Уродина, пойди на крайний шаг:
И похитителя девичьей чести
Вступить заставь с собой в законный брак.

«Брехун, погонщик мулов», — Даниэл,
Как не узнать твой стиль, внизу читая:
«В апреле — третья, в августе — шестая»;
Торгаш, в обсчетах ты понаторел.

Украсть индейку? Ну, силен, пострел!
Кота зажарить? Вещь весьма простая.
Страницы новых выпусков читая,
Отмечу, что силен ты, рукодел.

По Лиссабону грозно ходят слухи,
Мол, ты жиреешь, — строго не суди,
Однако пухнешь вряд ли с голодухи;

Всем страшно: что-то будет впереди?
Ведь ты, тупица, снова носишь в брюхе
И вскорости родишь, того гляди!

В холодной келье сетовать, молиться
Заида хочет (действие — в скиту);
Но вскоре снова рвется в суету,
И представленье непоспешно длится.

Еще другие возникают лица:
Судовладельцу — жить невмоготу;
Герой же, говоря начистоту,
Лошак, любовь которого — мулица.

Во вражий зад (боюсь произнести),
Во вражий зад вонзается рапира, —
Над Нильским брегом бой такой — в чести, —

Еще и не на то готов задира,
Но зритель понял, Господи прости,
Что эта пьеса — дело рук Элмиро.

«Ресифе обретенный» — эту драму,
Что новый Мильтон людям отдает,
Клеймит сонетом жирный стихоплет
И радуется собственному сраму.

Бездарность резво рукоплещет хаму,
Который мощь у Зависти берет,
И вот — сонет прилеплен, как помет,
На стену, — а отнюдь не брошен в яму.

Афишка, беспризорный, жалкий клок!
Кто на тебя посмотрит благосклонно?
Похабный фразы, невозможен слог.