Федор Сологуб - Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли

Из кадильницы с ладаном – дым благовонной волною.
Погребальный обряд совершается трудно и больно.
Погребальные песни протяжно звучат надо мною.
Содрогаясь душой боязливой, тоскую невольно,

И томит меня ужасом вьющийся в воздухе ладан,
Сиротливой тоскою томят меня чьи-то рыданья.
Над раскрытой могилой душою моей не разгадан
Потаённый удел отошедшего в вечность созданья.

Влачится жизнь моя в кругу
Ничтожных дел и впечатлений,
И в море вольных вдохновений
Не смею плыть и не могу.

Стою на звучном берегу,
Где ропщут волны песнопений,
Где веют ветры всех стремлений,
И всё чего-то стерегу.

Быть может, станет предо мною,
Одетый пеною морскою,
Прекрасный гость из чудных стран,

И я услышу речь живую
Про всё, о чем я здесь тоскую,
Про всё, чем дивен океан.

На закат, на зарю
Долго, долго смотрю.

Слышу, кровь моя бьётся
И в заре отдаётся.

Как-то весело мне,
Что и я весь в огне.

Это – кровь моя тает,
И горит да играет

Над моею горой,
Над моею рекой.

Вот заря догорела,
Мне смотреть надоело,

Я глаза затворил,
Я весь мир погасил.

Если кто-нибудь страдает,
Если кто-нибудь жесток,
Если в полдень увядает
Зноем сгубленный цветок, –

В сердце болью отзовётся
Их погибель и позор,
И страданием зажжётся
Опечаленный мой взор:

Потому что нет иного
Бытия, как только я;
Радость счастья голубого
И печаль томленья злого,
Всё, во всём душа моя.

Под звуки дивной арфы
Давид псалмы слагал,
И в это время ветер
Смиренно умолкал,
И птицы петь не смели,
И воды не текли, –
Одна хвала звучала
Во всех концах земли.

Когда ж он утомится
Творца земли хвалить,
Тогда повсюду птицы
Спешат его сменить,
И воды заструятся,
Создателя хваля, –
Хвалой многоголосной
Наполнится земля.

Ты больна, но вся прекрасна, как мечта.
Ты святою тишиною повита.

Нет огня в твоих потупленных очах,
Нет лобзаний и улыбок на устах.

Мне не снять с тебя венчальный твой убор,
Не зажечь стыдом мне твой невинный взор.

Нет, мой друг, ты будешь мирно почивать, –
Стану я твой чуткий сон оберегать.

Люди злы, и нас с тобою осмеют.
Мы не пустим их в наш радостный приют.

Вижу зыбку над могилой,
Знаю, – мать погребена,
И ребёнка грудью хилой
Не докормит уж она.
Нет младенца в колыбели,
Крепко спит в могиле мать, –
Только зимние метели
Станут зыбку подымать.

Эта зыбка и могила, –
В них мой образ вижу я:
Умерла былая сила,
Опустела жизнь моя, –
Кто-то вынул сон прекрасный
Из души моей больной,
И томит меня безгласной,
Бездыханной тишиной.

Какие злые перемены!
Зачем же вас я должен знать?
Опять меня замкнули стены,
Я каменеть начну опять.

И шум и грохот воздвигаю
Опять на улицах моих,
И понемногу забываю
О тишине ночей лесных,

И учреждаю я торговлю,
И зажигаю фонари,
И забываю сад, и кровлю,
И свежесть утренней зари.

Я – бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.

Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму.

Одно моё спасение
В больной моей судьбе –
Господне попечение
О суетном рабе.

Он голову склонённую
Огнём грозы обвил,
И плоть изнеможённую
Бессильем поразил.

Он сжёг мои желания
Пылающим огнём,
И сплёл мои страдания
Терзающим венцом.

Молитвою усердною
Душа моя горит.
Рукою милосердною
Господь меня хранит.