Велимир Хлебников - Том 2. Стихотворения 1917-1922

Как ты красив, с лицом злодея.
– Потише, тише! – замолчи!
Какая милая затея
Была схватиться за мечи!
Какая страсть, какая жуть!
Железный луч рукой держу.
О, смерти острые лучи!
Мечом, не взором, чье-то око
Зажглося умно и жестоко
Мне прямо в грудь.

  Крученых!
Помнишь, мы вместе грызли, как мыши,
Непрозрачное время «сим победиши»?
Вернее, что грыз я один!
  Товарищи!
Как то-с: кактус, осени хорунжие,
Линь, лань, лун…?

Есть письма – месть.
Мой плач готов,
И вьюга веет хлопьями,
И носятся бесшумно духи.
Я продырявлен копьями
Духовной голодухи,
Истыкан копьями голодных ртов.
Ваш голод просит есть.
И в котелке изящных чум
Ваш голод просит пищи –
Вот грудь надармака!
И после упадаю, как Кучум
От копий Ермака.
То голод копий проколоть
Приходит рукопись полоть.
Ах, жемчуга с любимых мною лиц
Узнать на уличной торговке!
Зачем я выронил эту связку страниц?
Зачем я был чудак неловкий?
Не озорство озябших пастухов –
Пожара рукописей палач, –
Везде зазубренный секач
И личики зарезанных стихов.
Все, что трехлетняя година нам дала,
Счет песен сотней округлить,
И всем знакомый круг лиц,
Везде, везде зарезанных царевичей тела,
Везде, везде проклятый Углич!

Пускай же крепко помнят те, кто
Проводят в праздниках свой час,
Что умирал на плахе некто –
Московский Спас

Торгаш, торгаш,
Умри бесстыдно,
Запрятав в крючьях своих пальцев
Листы украденных поэм.

Дело ваше, боги,
Что вы сделали нас смертными.
А мы за это пустим
Отравленную стрелу грусти.
Лук здесь.

Я видел, бабр сидел у рощи
И с улыбкой дышал в ствол свирели.
Ходили, как волны, звериные мощи
И надсмешкой взоры горели.
И с наклоном изящным главы
Ему говорила изящная дева.
Она говорила: «О бабры и львы!
Вам не хватает искусства напева».

Жестяной подсказчик –
Прок,
Золотое перо
И с куревом ящик.
Одетый в белый пух,
Сей мученик людей кровавого столетья –
Ушей лопух –
Опутан нетью, свисает плетью.
Перо писателя
Из заячьей России,
Бежавшей из окопа
И пушечного жерла,
Из заячьей чернильницы,
Чье горло перекушено,
Сейчас сломается.
Столетьем-волком,
Столетьем-мамайцем
Подымается.

Русские десять лет
Меня побивали каменьями.
И все-таки я подымаюсь, встаю,
Как каменный хобот слона.
Я точно дерево дрожу под времени листьями
И смотрю на вас глазами в упор,
И глаза мои струят одно только слово.
Из глаз моих на вас льется прямо звездный ужас.
Жестокий поединок.
И я встаю, как призрак из пены.
Я для вас звезда.
Даже когда вы украли мои штаны
Или платок,
И мне нечем сморкаться, – не надо смеяться.
Я жесток, как звезда
Века, столетий.
Двойку бури и кол подводного камня
Ставит она моряку за незнание,
За ошибку в задаче, за ленивую помощь
Найти верный угол
Бега по полю морей
И сверкнувшего сверху луча.
Блеснувшее выстрелом чело,
Я далек и велик и неподвижен.
Я буду жестоким, не умирая.
А умерев, буду качаться на волнах зарницей,
Пока не узнаете,
Что отвращая лик парусов
От укора слабого взгляда луча,
Вы, направя грудь парусов
На подводные камни,
Сами летите разбиться
Всем судном могучим.
Чем судно громаднее,
Тем тяжелее звезда.

Еще раз, еще раз!
Я для вас звезда!
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи и звезды:
Он разобьется о камни и подводные мели.
Горе и вам,
Взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни!
И камни будут надсмехаться
Над вами, как вы надсмехались
Надо мной!

Так, душу обмакнув
В цвет розово-телесный,
Пером тончайшим выводить.
Как бисер, паучки блестят водою пресной.
Ты кистью, я пером
С тобой вдвоем,
И воробей подслушивает мысли
Летунчики, летящие за выси.
И мы вдвоем, и голубой и карый,
Под кровлею одной, земли пророки,
Ловили до зари руками рока токи.
Ты Евский, я Хлебной.
Так хорошо вдвоем
Ловить лучи зари и солнца блестки днем.
Лежу я на твоем ковре
Тулупчик мой со мной, на мне.
И синь небес над головой.
Лазурью дышишь ты,
Я ж слышу волчий вой
Пустой, косой,
Такой безбрежный.