Велимир Хлебников - Том 2. Стихотворения 1917-1922

Из городов, где плоские черви
Мест службы,
Где люди проходят чередование поколений,
Где очи клячи оба
С жадной силой ремнем питала злоба
В печени государств,
И худеет народ очами калек
И толстеет сан пиявки
С красной звездой во рту, –
В села, сады, зелень,
Где человек – человек.
А здесь худеет печень
Клячи государств
От прохождения мест службы
Чередованием поколений
Людепохожих плоских червей.

Удары молота
В могилу моря,
В холмы русалок,
По позвонкам камней,
По пальцам медных рук,
По каменным воронкам
В хребет засохшего потопа,
Где жмурки каменных снегур,
Где вьюга каменных богинь.
Удары молота
По шкуре каменного моря,
По тучам засохших рыб, по сену морскому,
В мятели каменных русалок,
Чьи волосы пролились ветром по камням,
С расчесанными волосами, где столько сна и грезы,
И крупными губами, похожими на лист березы.
Их волосы падали с плачем на плечи
И после летели по волнам назад.
Он вырастет – Бог человечий,
А сёла завоют тревожно в набат!
Удары молота по водопаду дыхания кита,
По губам,
По пальцам черных рук,
В великие очи железного моря,
Девичьего потопа в железных платьях волн,
По хрупким пальцам и цветам в руках,
По морю русалочьих глаз
В длинных жестоких ресницах.
Из горных руд
Родитель труд,
Стан опоясан летучею рыбою
Черного моря морей.
И черная корчилась дыбой
Русалочьей темною глыбой
Морская семья дочерей.
Удары молота
В потопы моря, потомка мора,
По мору морей,
По волнам засохшего моря.
Русалки черногубые берут
И, чернокожие, сосут
Сосуд
Тяжелых поцелуев молотка.
Раздавлены губы,
Раздавлены песни засохнувших морей,
Где плавали киты
И били водой в высокое небо.
Напиток пыток
И черного кувшин труда,
Откуда капли черных слез
Упали на передник
И на ноги.
Рукою темною в огне купаясь,
Хребтом пучины
И черным теменем высоких темных тел
Касаясь молотка,
Как ворон суровый, молот летел
На наковальню русалочьих тел,
На волны морского потопа,
Где плавали песни богинь.
И он ломал глаза и руки
У хрупких каменных богинь,
Чтоб вырос бы железный сын,
Как колос на поле зацвел
Через труды страды руды.
Труд руд,
Их перерод в железное бревно
С железными листами,
В мальчишку нежного и смелого,
В болвана-шалуна
В мятежных и железных волосах,
С пупком на темном животе,
В железное бревно в постели чугуна
И смелое глазами разумное дитя.
На ложе рыжего огня оно жило.
Живот темнеет мальчугана
На ложе темного кургана.
Так выросло, не он и не она,
– Оно
В гнезде для грез железного бревна,
В железных простынях и одеялах
С большими и железными глазами,
С кудрявыми железными устами.

Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые,
Проносят медь, железо, олово.
Огня – ночного властелина – вой.
Клещи до пламени малиновые.
В котлах чугунный кипяток
Слюной кровавою клокочет.
Он дерево нечаянно зажег –
Оно шипит и вспыхнуть хочет!
Ухват руду хватает мнями
И мчится, увлекаемый ремнями.
И неуклюжей сельской панн<���ой>,
Громадной тушей великана
Руда уселась с края чана,
Чугун глотая из стакана.
Где печка с сумраком боролась,
Я слышал голос – ржаной, как колос:
«Ты не куй меня, мати,
К каменной палате.
Ты прикуй меня, мати,
К девичьей кровати».
Он пел по-сельскому у горна,
Где всё – рубаха даже – черно.
Зловещий молот пел набат,
Рука снует вперед-назад!
Всегда горбата, в черной гриве,
Плеснув огнем, чтоб быть красивей.

В этот день, когда вянет осеннее,
Хороша и смуглей воскресенья,
Возникала из моря свобода,
Из груды черных мяс,
Из закипевших в море членов,
Мохнатых гор зачатия и рода.
Она стоит, русалки стан
Согнув и выжимая волосы,
И в ночь, когда небес бугай,
Громадно-черный и багровый
И от покрывал божеств нагой,
Вдруг сделался волом.
Внизу завод, шумлив и смугол,
В глазу жил алый попугай,
Своих горбов вздымая угол
Старинный бык пустынных гроз,
Чья молния забыла прорицанья,
Венки храмовных лоз
И песен восклицанья.
Сразу у моря смолкли жрицы,
Вопль умер вод девицы.

Кольца, незурные кольца
Падали в слух шумомольца.
Бога небесного надо ли?
Кольца кружились и падали.