Борис Орлов - Холодная война – глубины океана…

Но костлява стать и слаб рассудок.
Устаем от маршей и побудок.

Старость – детство то, что задержалось,
И к себе отчаянная жалость.

Старость – то, в чем каяться осталось,
То, о чем – уж точно! – не мечталось.

Расскажи мне, что такое – старость:
Время, что – не жить – дожить осталось!

Рассвет. Предзимье. Тяжесть сна.
Безмолвие в беседках.
Блестит холодная луна.
Листва звенит на ветках.

Дымы из труб летят в зенит —
Жди стужу по приметам.
И даже слышно, как звенит
Бубенчиком планета.

Ходит мертвый человек,
толстопузый, краснорожий,
с черствым сердцем,
с толстой кожей…

То абрек, то имярек.
Ходит мертвый человек
вдоль домов, что, как могилы,
холодны. Воротит рыло —

не еврей и не узбек.
И не русский… Просто мертвый.
Кровь чужую из аорты
пьет.
И сплетню на закуску

жадно гложет, словно кость.
Этот мертвый – страшный гость.
И родную мать продаст,
и не пожалеет брата.

Смерть при жизни – вот расплата.
А от смерти нет лекарств.
Но, случается, проснется —

Злу, что сделал, ужаснется.
На секунду оживет —
и опять в себе умрет.
Ходит мертвый человек…

Весна исследует пруды,
Разбив на глыбы плиты —
окаменелости воды
Эпохи декабрита.
А декабрит в себя вобрал
листву, окурки, банки.
Осколки жизней, как зеркал,
мерцают сквозь изнанку
льдин. Наши зимние следы —
свиданий отложенья.
Земной круговорот воды
их приведет в движенье.
Сквозь декабрит в апрелезой
путь превращений долог.
Приходит в гости смерть с косой,
как с кистью археолог.

Совестью грехи не побороть,
Если без молитвы жить – греша.
Управляет молодостью плоть,
Старостью – прозревшая душа.

Смертный и ничтожен, и велик
Не одновременно – в этом суть!
Плоть ведет в трясину и в тупик,
А душа находит верный путь.

Я родился в Советской империи —
Предо мной были настежь двери.
И в себя, и в страну свою верили
Потому, что мы жили в империи.

И плясали, и пели счастливо
Под советские наши мотивы.
Пред врагом не сгибали спины
Потому, что мы были едины.

…От страны прежней – пух да перья,
Но мечтаем опять об империи.

В империи жить спокойно.
В ней ветер по правилам дует.
Обходят империю войны,
И чернь меж собой не враждует.

Тверды, как базальт, законы,
Устойчиво все. И мненье —
Одно на страну. У трона
Толпится народ в смиреньи.

Хватает еды и зрелищ
Для всех. И тепло, и сухо.
А если не дело мелешь —
Охранники с тонким слухом.

Хоть взятки берут, но в меру,
С почтением и опаской.
И кое-кого к расстрелу
Осудят другим в острастку.

Без денег живут достойно,
Но трудно прожить без блата.
В империи все спокойно:
Один в ней бандит – император!

На стул чужой не сяду
И не пойду в братву.
Я не меняю взгляды,
Как дерево – листву.

Хоромов нет на Юге.
Душой не бизнесмен,
Я не верчусь, как флюгер,
В эпоху перемен.

Смотрю на птиц с балкона,
Люблю сиянье гроз.
Живу по тем Законам,
Что дал Иисус Христос.

Терпкий осадок прощальных историй.
Парковый шум облетающих крон.
Осень штормит, словно желтое море,
Черною пеной качая ворон.

Горько время распада и тлена.
Тянется день, словно выжженный век.
В небе рассеется черная пена —
Ангелом белым опустится снег.

Костюм не отглажен и быт не налажен.
Угасла житейская прыть.
Жизнь так коротка, что не хочется даже
Романы тайком заводить.

Чужие проблемы – чужая поклажа.
Скудеют судьба и рука.
Жизнь так коротка, что не хочется даже
Забыть, что она коротка.

Скрипит замерзшая вода,
Блестит янтарь листвы.
Дожди стоят, как поезда,
У берегов Невы.

Вокзал печалей и простуд.
В подъездах стынет ночь.
Когда дожди весной пойдут,
Засобираюсь прочь.