Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов

Любовь к отечеству питая,
Язык природный сильно зная
И к музам страсть горя излить,
Уверил Майков нас не ложно,
Что без чужих язы́ков можно
Хорошим стихотворцем быть.
Со вкусом, с даром от природы,
Узнав он стихотворств все роды,
Писал трагедии, поэмы, басни, оды;
Но то в трудах его
Чудеснее всего,
Что мы читаем в них еще и переводы.
Он прежде смыслы их от прочих узнавал,
Которые потом с раченьем украшал
Нередко сильными и чистыми стихами.
Его почтенными мы чувствуем трудами
В «Меропе» русской весь Вольтеров жар,
Во «Превращениях» Назонов дар,
Во преложении военного искусства
И подражателя и Фридерика чувства [323].
Почтенно для него, притом и сладко нам,
Что русским приносил творцам он фимиам
И возжигал его без лести,
Всегда быв нежным другом чести.
Приятно повторить мне здесь стихи его,
Где имя он свое связал с их именами,
Достойными себя и их хвалами;
Я в детстве от него их слышал самого:
«О ты, певец преславный россов,
О несравненный Ломоносов !
Ты все исчерпал красоты;
Твоя огромна песнь и стройна
Была монархини достойна;
Достоин петь ее был ты.

О ты, при токах Иппокрены
Парнасский сладостный певец,
Друг Фалии и Мельпомены,
Театра русского отец,
Изобличитель злых пороков,
Расин полночный, Сумароков !»
Сравненьем веселясь словесности трудов,
Успехов прежних в ней и нынешних плодов,
Вчера с тобой, Привета,
Сличали мы притом
С бессмертным образцом
Наш русский список Магомета,
Который подарен Потемкина пером
Без дальнего от муз совета.
Итак, мы вспомним и об нем.
Он в молодости мне бывал знаком.
Способным одарен к поэзии умом,
Он в выборе был тонок, нежен;
С неутомимостью прилежен,
Чрезмерно терпелив,
Равно честолюбив;
И если б на беду не сделался он знатным,
То стихотворцем бы, конечно, был приятным.
Он много начинал,
Но мало окончал.
Жан-Жаком он пленялся
И нечто из его творений перевел;
Как многие, против него вооружался,
И так же мало в том успел,
Затем, как видно, что достался
Ему в бессмертии удел.
Для автора сего он слога не имел.
Он также начинал Руссову «Элоизу»,
Которую тогда ж за ним я кончил вслед.
Валялась у меня она премного лет,
Но дружеский совет
Склонил, не в добрый час, пустить ее на свет,
И там в раздранную ее одели ризу.
Издатель прежних всех лишил ее цветов.
Бумаги пожалев он несколько листов,
Отбросил разговор Жан-Жаков о романах;
Он посвящение мое в ней утаил;
Друзей моих стихи на перевод мой скрыл.
Слыхал ли жадность кто такую и в цыганах,
Тогда как я издать три книги подарил?
Не бывши грамотен гораздо и по-русски,
Не только по-французски,
К письму же и совсем не с острой головой,
Он вздумал перевод однако ж править мой.
Язы́ка чистого гнушаясь простотою,
Размазал он мой слог несносной пестротою.
Невежи любят все кудряво говорить,
Отборные слова некстати становить
Иль новые ловить,
Чему другие их невежи научают,
И дикословием язык наш заражают.
Так точно Юлии и Клеры он моей
Испортил разговор по грамоте своей.
Не выучась читать не только с чувством, с толком,
Заставил на Руси он выть их, бедных, волком:
Везде всё кончится «ею — ию — ою».
Учил ли так я петь здесь Юлию мою?
Представь, Привета, ты в тот час мою досаду.
Суди ты, каково
Для сердца было моего,
Для вкуса и язы́ка,
Как стала уши драть такая мне музы́ка!..
Как было за труды и за подарок мой
Неблагодарности такой мне ждать в награду,
Чтоб слог мой превратил невежа в волчий вой.
И в сем издании поддельном и подложном,
Обезображенном, обкраденном, ничтожном,
Чтоб имя он мое еще поставить смел
И безнаказанно за всё остался цел.
Вот участь какова трудов уединенных,
Писцов, подобно мне, от света удаленных.
Они труды свои дарят,
Книгопродавцев богатят,
А те нередко их марают и срамят,—
Так бойтеся, писцы, сих книжных тамерланов,
Подобных моему издателю тиранов.
Я в осторожность вам сей случай и открыл,
Который уж давно презрел и позабыл [324].

За неприятное такое отступленье
Напомним мы певца какого в утешенье,
Который бы навел нам сладкое забвенье…
Таков у нас Капнист:
Огнем поэзии он полон, нежен, чист.
Всегда его мы вспомним оды,
Детей искусства и природы.
Надежда станет нас прельщать,
Смерть сына станет поражать,
И памятник его почтенный,
Монархине сооруженный,
На истребленье слова раб
Удар разрушить время слаб:
Косой его не сокрушится,
Что всеми наизусть твердится.
Певец про старину на древний лад стихов,
Со вкусом краснобай наш Львов
Всегда наполнен острых слов
Для былей, небылиц, на вымыслы забавен;
Равно как плодовит, удачен, часто нов
В изобретениях строений и садов;
Он как в словесности, так в зодчестве был славен.
Для самолюбия приятно моего
Напоминать его:
Мои с ним сходны к музам страсти,
Хотя в дарах различны части;
Словесность с зодчеством равно
Предмет трудов моих давно
Иль лучших для меня утех в уединеньи,
Но, может быть, они останутся в забвеньи.