Ах, как дышишь... Как душу простор свежит!
До опушки дойду, ничей, удалой,
Только ветер верхушки ольхи взворошит
Над свободной моей головой.
А поляна — вся спит, в лучистом дыму,
Вся таинственная, словно из мглы.
На нее, заговорщиками, по одному
Незаметно являются сосен стволы.
Разгорается день— где верхов прибой
Над тобой затих, где трава-мурава,
Где лиловый вереск перловой крупой
Обсыпает штаны, задеваешь едва.
Пережду и грозу, никуда не спешу
В гулких шумах, в порывах дождя.
Я с собой на свидание прихожу,
В одиночку в леса уходя.
1981.
Все глубже в лес: в тьму, в глушь такую
Иду я и смертельно тоскую.
Лишь белка вдруг, с вершины зеленой
Слетевши на обломанный сук,
Застынет, вся, на миг, изумленно:
«Какая ти-ши-на вокруг!»
Сама — вся миг, вопрос, чуть слышно:
Как глухо? как немо? как же так?
И хвост ее, изогнутый пышно,
Той тишины вопросительный знак.
Замрет, растаращит глаза, «как тихо!»
Зверек!.. И легче становится мне.
И нет уже ни беды, ни лиха
На этой, единственной, земле!
1987.
Дождик слабеет, все хлипче
Крап по цветкам, по их клапанам...
Вдруг просияет, улыбчив,
Дымчатый лес, весь закапанный.
Вдруг: неожиданно светел,
Лес широко улыбается.
Так улыбаются дети,
Медля, когда удивляются.
Птицы витийствуют! Сыпятся
Трели, каскад золотой,
Вслушались сосны на цыпочках:
Нет ли в них ноты не той?
Строгим жюри птичьих конкурсов
Замерли консерваторски:
Сосны, высокие торсы их,
И на пуантах березки...
1987.
Снизилась к лесу — туча сизая,
И снова — кверху напрямик:
Точно такси затормозившее
Перед прохожим ночным на миг.
В пыли от пекла поле вымерло,
А от скирды валит тепло:
Словно зимой от калорифера
У выходных дверей метро.
Лишь тли в траве сухой... лишь колются
При встрече усиками тли:
С такой же точностью стыкуются
Космические корабли.
Колодцев руки взвиты до неба,
Взывают к высоте, везде!
Сложены остро крыш ладони
В молении о дожде, дожде!
Пусть хлынет, пусть не перестанет,
Пусть враз наполнятся ушаты!
Пусть будет день, как арестант,
В дождя одежде полосатой.
Да пусть он льется все тоскливей,
Долгий, занудливый, хоть плачь;
Как длинный перечень фамилий
В концовках телепередач.
Но вот — на горизонт — накатывают
Громады туч, темня низы.
Монументальной пропагандою
На тему будущей грозы...
1972.
Конечно, мы такого не видали.
Однажды в цирке, под барабанный гуд,
В момент тройного сальто-мортале
Прыгун заснул;
И спит... покуда пола не коснулся.
Ну что же, наработался, устал,
И мы в метро так дремлем... А проснулся —
Уже конец, уже не встал.
Что за беда! Лицо слезами залито?
Нет ни обид, ни страсти роковой.
Вся наша жизнь —
Это в теченье сальто
Один мертвецкий сон вниз головой.
март 1986.
Проснулся, оделся и вышел.
Рано еще и темно.
Созвездья все выше и выше
Уходят, как рыбы на дно.
А пульс, беспокоясь,
Торопит опять:
Иду на поезд, иду на поезд,
Не опоздать! Не опоздать!
Лишь в миг дорассветный
Помедлю, где рощи растут,
Где свистом
взлетевшей
ракеты
Листок тополевый сдут...
Рождается утро чисто.
А сверху,
все ниже,
ко мне
Тень птицы, безмолвно и быстро,
Летит по широкой стерне.
И сменами
тени и света
Вся жизнь
переполнена эта!
Вся жизнь —
опозданье на поезд,
И бег, через шпалы, вдогон!
Но, может быть, если напорист,
Догонишь последний вагон...
Вон дуб призадумался Буддой,
Какое сегодня число?
Умру — никогда не забуду
О мире, где жить повезло,
Где, утренним блеском окутан,
Встаешь, до работы охоч.
И как-то не думаешь утром,
Что будет когда-нибудь ночь.
1959.
В детстве кажутся вечными
детство и мать.
Ничего не успел о тебе узнать!
Ничего не успел, навсегда виноват,
А когда спохватился —
поздно, Солдат!
Поколенье построено... Шинели хрустят.
И уже четверть века
живу без тебя,
Все теперь
передумывая наново,
Мама моя, Софья Романовна!
Читать дальше