Михаил Чехонин - «Горячий свой привет стране родной…» (стихи и проза)

За каменной оградой ты живешь,
За крепкою стеной стоит твой дом —
Ты горести свои там бережешь
О прошлом, о прошедшем, о былом.
За окнами бегут живые дни,
Проходит дрожь по всей большой земле —
Но в комнате твоей горят огни,
И пыль лежит на письменном столе.
Я знаю, что под ветхостью одежд
Душа твоя по-прежнему она,
Но тяжестью несбывшихся надежд
Придавлена, невинная, она.
И мысль еще по-прежнему юна
И жаждет ласк и праздничных затей,
Но, бедная, тобой обречена
На вечный плен задушенных страстей…

Я прихожу беседовать с тобой
О новых песнях, людях и делах,
Но ты в ответ качаешь головой,
Как маятник бездумный на часах.
Мне кажется, что жизнь твоя легла
Дорогою меж царственных могил —
О гордость, гордость, скольких ты могла
Лишить ума, и радости, и сил…
Погибший, но не сломленный в борьбе,
Прощай, старик, философ и поэт,
Я ухожу, дивясь твоей судьбе, —
А ты стоишь и долго смотришь вслед.

Не счесть алмазов в каменных пещерах —
Какой знакомый музыкальный стих,
В нем страстные напевы баядерок
Сплетаются с молитвами святых…

Горят во лбу зеленые сапфиры
У истуканов, мрачных и немых,
И на утесах гор хранят мундиры
Покой господ, надменных и чужих.

Никто не видит в храмах, освященных
Заветами забытых мудрецов,
Как умирают толпы прокаженных
У белых стен причудливых дворцов.

О Индия прочитанных романов,
Страна слонов и ядовитых змей,
Страна чудес и сказочных обманов —
Когда ты станешь проще и светлей?

Когда твои нерадостные боги
С высоких пьедесталов упадут?
Когда твои холодные чертоги
Узнают жизнь и что такое труд?

И в солнце ослепительном сверкая,
Колышется прозрачный океан —
Молчит страна. От края и до края,
Зарывшись в грезы, дремлет Индостан.

И шепчут сумасшедшие факиры,
Что будет грех, отмщенье, страшный мор,
И снова разноцветные мундиры
Стоят на страже по утесам гор.

И снова льются песни о химерах,
О призраках, о змеях, о святых…
Не счесть алмазов в каменных пещерах,
Не счесть рабов на рудниках глухих.

Он к нам пришел из дальних стран,
Усталый, сумрачный и строгий —
В его бровях лежал туман
И пыль ветров с большой дороги.

Он был когда-то общий друг,
Но мы его с трудом узнали,
Он к нам вошел, в наш тесный круг,
Чужим от странствий и печали.

Он был не стар еще, но век
Его уже был на исходе.
Он попросился на ночлег
При всем собравшемся народе.

Его спросил один из нас,
Когда улегся шум приветствий:
«Ты был, наверно, много раз
На перепутьи многих бедствий…

Скажи, когда беспечный смех
В жилища наши постучится,
Когда наступит мир для всех,
Уставших верить и молиться?»

Он промолчал. И, как мудрец,
Изрек ответ правдиво-жесткий:
«Когда вернется наконец
Последний странник в дом отцовский…»

Он нам поведал все свои
Молитвы, горести и встречи,
И были странны, точно сны,
Его отрывистые речи.

Мы разошлись, когда вдали
Погас прощальный луч заката.
Мы думали, что мы нашли
Опять потерянного брата.

Но утром, лишь умыв лицо
И посидев со всей семьею,
Он снова вышел на крыльцо
С пустой котомкой за спиною.

Один из нас сказал ему:
«Чудак! Ведь здесь так все знакомо.
Так мило сердцу твоему,
Куда теперь, ведь ты же дома?»

Но он, взглянув на темный лес
И в даль, размытую дождями,
Сказал: «Прощайте…» И исчез,
Как будто вовсе не был с нами.

И мы, смущенною толпой,
Вернулись всяк к своим заботам:
Ходить за бедною землей
И обливаться тяжким потом.

Поить скотов, колоть дрова,
Следить за ростом своих малых,
Считать их именем года
И ждать бездомных и усталых…

И кто бы что бы ни сказал
Потом о страннике суровом —
Никто его не поминал
Пустым и старым, глупым словом.

Дуй, ветер, дуй. Пой, ветер, пой.
Ты улетал куда-то многократно,
Но возвращался каждый раз обратно
И примирялся с собственной судьбой.